С превеликой грустью наблюдаю за "студентами РГГУ" и особенно за последними "дебатами" с участием ЕСМ. Стало быть всё, потеряли мы, таки, "левую" молодёжь? Трагично, что её хитроумно "развели" на самую, что ни на есть, "буржуйскую" "культуру отмены". И ведь - сработало! 
Максим, а возможно ли, например, "гипотетически" провести некое "условное" мероприятие с участием евразийцев и вменяемых (!!!) членов КПРФ и ЛКСМ, где была бы возможна более продуктивная "право-левая" дискуссия? О "культуре отмены" и прочих "технологиях" нужно говорить открыто и предупреждать. Шизолевоте (которая уже докатилась до оскорбительного глумления над гибелью Даши Дугиной) необходимо давать отпор и делать это должны, в том числе, и в Компартии. Гибнет ведь КПРФ и подобный "антифашизм" маргинализирует её, выставляет Геннадия Андреевича Зюганова полнейшим кретином.
И "по Ильину" ли бьют? Это только "повод", циничная "технология".

Александр Дугин

*МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ КОД*

1. Политологическая путаница

Множество проблем в политической жизни нашего общества связано с отсутствием ясной политологической картины. Это не случайное явление. Ясность в данном вопросе и строгое определение позиций резко сократили бы поле возможностей для любителей “политического темнилова”, конформистов, авантюристов и приспособленцев всех мастей, а также осложнили бы исполнение подрывных заданий прямым идеологическим диверсантам. Кроме того, необходимо учитывать и позднесоветскую подготовку подавляющего большинства тех кадров, которые составили основу политологических и аналитических групп в нашем обществе. В условиях позднего советизма интеллектуальная стагнация достигла своего пика. Большинство высших партийных чинов и политологов (референтов) того времени едва ли были способно квалифицировать советскую идеологию как “левую”. Для них это был абсолютный центр, а все остальное — отклонения, вправо или влево (причем куда именно, вопрос был туманный, но в силу его абстрактности, не столь и принципиальный). С такой начальной точкой, где все сводилось либо к утверждению советизма (конформизм), либо к его отрицанию (нонконформизм), полноценной политологической карты идеологий, адекватного аналитического кода, естественно, составить было невозможно.

Именно по этой причине мы сталкиваемся сегодня с такими вопиюще абсурдными политологическими заключениями, типа отнесения Киселевым ЛДПР Жириновского к “крайне левым” или безумным спорам о “правом” или (и?) “левом” центре. Весь этот разительный непрофессионализм отнюдь не безвреден. Он не только свидетельствует об убогости нашей аналитической прослойки экспертов, но, увы, может привести к колоссальным трагедиям в реальной политике. Все те ужасы, которые реформаторы устроили стране и народу, имеют в своей основе — по мимо всего прочего — и чисто концептуальную, политологическую подоплеку.

Несмотря на давнее наше стремление внести в этот вопрос предельную ясность (первая статья под псевдонимом “Л.Охотин”, разбирающая сущность проблемы, появилась в “Советской России” еще в 1993 году), скудость результатов и навязчивое повторение — как официозными, так и оппозиционными — аналитиками грубых политологических ляпсусов, заставляет снова вернуться к базовой схеме идеологий.

2. Примеры применения схемы

На схеме мы видим объяснение всех парадоксов, обычно сопровождающих поверхностные политологические суждения. К примеру, реформаторов в России относят то к левым, то к правым. Точно также, то к левым, то к правым, относят и оппозицию. На данной схеме наглядно видно, что либерал-демократы — а именно ортодоксальная либерал-демократическая позиция и была истинным мировоззрением наиболее последовательных реформаторов (Гайдара, Козырева, Чубайса, Новодворской и т.д.) — сочетают в себе правую экономическую линию (рынок — черта правой экономики) и левую политическую линию (демократия — черта левой политики).

Вместе с тем, объясняется и феномен т.н. “красно-коричневых”, т.е. нас, патриотической оппозиции. В случае типичного патриота в наиболее распространенном мировоззренческом сочетании наличествуют элементы левой экономики (социализм) и правой политики (консерватизм). В политологии это называется мировоззрением “третьего пути” или “консервативной революцией”.

Между основными секторами политологического круга существуют промежуточные позиции. К примеру, полноценная и последовательная левая идеология — левая без всяких дополнений — сочетает в себе левую демократическую политику (индивидуализм, прогрессизм, эгалитаризм, интернационализм, сциентизм, эволюционизм, атеизм, дух Просвещения и т.д.) и левую же экономику (социализм, контроль над распределением, стремление к равному разделу результатов труда, наконец, коммунизм). Именно эта мировоззренческая левая модель главенствовала в СССР. Она строго соответствует понятию о “социал-демократии”, и именно так — “социал-демократической” — называлась в начале партия большевиков — РСДРП. Позже от названия “социал-демократическая” отказались, чтобы подчеркнуть отличие от европейской социал-демократии, которая сделала (еще при Каутском) решительный шаг в сторону “просто демократии”, и даже “либерал-демократии”, отказавшись от крайностей левой экономики — от коммунизма и большевизма (ленинизма). Цветом классической левой позиции был, естественно, красный.

В царской России доминировало прямо противоположное (по отношению к социал-демократии) сочетание экономических и политических элементов. Это была чисто “правая” платформа. Правая рыночная экономика соседствовала с правой консервативно-националистической политикой. Символическим цветом этого комплекса был белый.

Февральская Революция соответствовала идеологическому повороту на 90 градусов относительно платформы царизма, но идеологическая инерция занесла стрелку еще левее, в сторону большевиков. Октябрьская Революция была сдвигом на 90 градусов от Февральской. А в некоторые периоды НЭПа и при Сталине, ее зашкаливало еще дальше, вплотную к “третьему пути”. Идеологом такой эволюции советской власти — в сторону национал-большевизма и консервативной революции (нижняя точка на нашей схеме) — были сменовеховцы (Устрялов, Ключников и т.д.) и евразийцы (Савицкий, Карсавин, Эфрон и т.д.). С другой стороны — справа — к этой третье-путистской (красно-белой) точке приближались некоторые европейские режимы 20-х — 30-х годов.

Классический Запад — тоже не без шараханий (как левых, так и правых) — упорно двигался к иной, оптимальной для его мировоззренческой истории, точке — к либерал-демократии, т.е. к сочетанию левой политики и правой экономики. Это и есть либеральная демократия, образцовый идеологический комплекс Запада, достигший своего максимального и наиболее чистого развития в США. В идеологическом и политологическом смысле, “американизм” и либеральная демократия — тождественны.

В 60-е годы и на самом Западе явно наличествовал резкий крен влево — к социал-демократии и даже к социализму. Но все эти тенденции были освоены, переварены и преодолены капитализмом (правая экономика) и вошли составной частью в общую картину либерал-демократического ансамбля. В этом смысле показательно смещение акцента от правой Англии (где рыночный либерализм, торговый строй, соседствует с картинной монархией) к США, где тот же рынок сопряжен с (отчетливо декларируемыми) эгалитаризмом, демократизмом и индивидуализмом.

Примеров политологической раскладки в соответствии с данной схемой можно привести неограниченное количество. В принципе, любому человеку (не говоря уже о профессиональных политологах), желающему разобраться в современной политической действительности, крайне полезно вырезать (или скопировать иным способом) данную схему и пользоваться ей постоянно, подыскивая самостоятельно новые и новые примеры и исторические иллюстрации.

3. Политология и геополитика

Изложим соображения, делающие схему еще более наглядной. Если сопоставить данную политологическую модель с геополитическими закономерностями, — т.е. с делением всего мира на сухопутный (континентальный, евразийский) и морской (атлантический) цивилизационные полюса, — то в глаза бросается следующая симметрия. — Либеральная демократия, т.е. сочетание правой экономики с левой политикой, точно соответствует магистральному направлению развития Запада, морской цивилизации, атлантизма, мондиализма и талассократии. И не случайно во главе всего западного мира утвердилась именно та держава, которая наиболее полно отвечает политологической конструкции либерал-демократизма — США. В данном случае политология и геополитика на разных уровнях фокусируются на одном и том же явлении — американизме. С геополитической точки зрения — это крайний Запад, законченное выражение “морской цивилизации”, Новый Карфаген, суммирующий ориентации всех предшествующих талассократических цивилизаций. А с политологической точки зрения, США воплощают в себе триумф сочетания правой экономики с левой политикой, причем эта модель была заложена в самой основе данного — во многом искусственного, почти экспериментального — государства, как применение на практике осознанных тенденций европейского развития в их чистом, незапятнанном “реальной историей” виде.

Европа не смогла довести до конца этот политологический опыт. Она осталась пленницей левой социал-демократии (особенно укоренной во Франции) и правым либерал-консерватизмом (классически представленным в Англии). Попытки же Германии и Италии в 20-30-е выйти на “третий путь” не удались в силу их геополитической непоследовательности и не законченности, а также в результате эффективного противодействия конкурирующих идеологий Запада и их агентов влияния.

С другой стороны, прямо противоположная политологическая позиция — консервативно-революционный полюс — исторически тяготела именно к сухопутной, континентальной, евразийской перспективе. Русские евразийцы (Савицкий, Трубецкой, Алексеев) одними из первых подметили такое совпадение, распознав даже под чисто левой фразеологией большевиков неосознанное стремление к идеократии национального толка (т.е. к “третьему пути”). Сменовеховцы и Устрялов пошли еще дальше и предложили рассматривать сам большевизм как “русскую форму консервативной революции, лишь внешне оформленную под марксизм”. Как бы то ни было, “третий путь” есть естественная модель евразийской геополитики, ее наиболее органичное и адекватное мировоззренческое выражение.

Геополитическая модель, выделяющая два основных полюса — атлантизм (Запад) и евразийство (Восток) — прекрасно иллюстрирует тот фундаментальный, центральный исторический факт, что главное цивилизационное противостояние разворачивается не между правыми и левыми в широком смысле, не между их различными модификациями и историческими воплощениями, а между двумя цивилизационными полюсами, которым на карте идеологий соответствуют либерал-демократия (атлантизм, Запад) и “третий путь” (евразийство, Восток). Нерв идеологической истории проходит между двумя противоположными сочетаниями правого и левого — между сочетанием правой экономики с левой политикой (либерал-демократия) и сочетанием правой политики с левой экономикой (консервативная революция).

4. Два значения термина "центр"

Либерал-демократия является для атлантистских политологических моделей абсолютным центром. Справа от этого центра лежат “республиканцы”, т.е. те, кто к правой рыночной экономике стремятся добавить консервативную политику, а слева от него — “демократы”, на своем крайнем фланге, заигрывающие с социализмом. На схеме ясно видно, что для такого атлантистского центра всякое зашкаливание за точку социал-демократии слева или либерал-консерватизма справа представляет собой “политический экстремизм”. Это закономерно и почти банально. Гораздо интереснее другое.

Дело в том, что для евразийского континентального ансамбля, осью которого по единодушному мнению всех геополитиков является Россия, мировоззренческая структура политического центра должна быть прямо противоположной. Абсолютный евразийский центр — это сочетание правой политики с левой экономикой, т.е. третий путь, консервативная революция. Именно такая идеологическая модель и является самой устойчивой, органичной, логичной и исторически оправданной для континентального государства. Следовательно, центризм (а значит и экстремизм) должен определяться здесь прямо противоположным образом. Атлантистский центризм — это либерал-демократия. Евразийский центризм — с точностью до наоборот — третий путь. При этом, для евразийского центра экстремизмом является все то, что располагается левее социал-демократии (т.е. просто “демократия”) и правее либерал-консерватизма (т.е. либералы-рыночники).

Цивилизационный плюрализм, который вытекает из самой сущности геополитического подхода, обнаруживает здесь строгую обратную симметрию.

5. Концептуальное преступление реформаторов и цивилизационный выбор

В связи с такими закономерностями напрашивается два важнейших вывода, имеющих самое прямое отношение к насущной политической истории нашего народа.

Во-первых, колоссальным политологическим и мировоззренческим заблуждением (если не сказать преступлением) реформаторов было некритическое, имитационное перенесение атлантистской модели политологии — с ее своеобразным определением центра и периферии (экстремизма) — на российскую почву. В результате чего, вместо смещения советской идеологической конструкции на 90 градусов в евразийскую сторону, к центру — что было бы органично, логично и исторически обосновано— произошло искусственное и травматическое, насильственное изменение курса на 90 градусов в прямо противоположном направлении. Если рудименты “левой” политики препятствовали адекватному развитию советского строя, порождали в нем логические противоречия, комплексы, фигуры умолчания, нарушение гармонии между “социальным бытием” и “социальным сознанием”, то надо было реформировать СССР в евразийском ключе, двигаясь к реальной модернизации и подлинному мировоззренческому плюрализму. Реформаторы же поступили обратным образом, они стали экстремистски и безответственно разрушать даже те элементы советского ансамбля (левую экономику), которые были вполне органичны, стремясь превратить укорененно евразийское общество — не способное по своей природе быть каким-то еще — в отвратительную и несбыточную карикатуру на атлантистский Запад.

Катастрофу реформ, их разрушительное содержание и их позорный крах можно трактовать по разному. С чисто политологической точки зрения они были обречены не из-за полной неадекватности их реализаторов, а из-за абсолютно ошибочной чисто теоретической предпосылки. Вот как много может значить в реальной жизни скоропалительная чисто референтурная имитация реальной компетентности. (Повторение этой трагедии грозит и нынешним правителям, да и вождям патриотической оппозиции, если они сохранят привычку опираться на традиционные — несостоятельные и неадекватные — позднесоветские аналитические структуры, лишь симулирующие политологическую и аналитическую адекватность).

Во-вторых, понятие “центризм” нещадно эксплуатируется в современном политическом дискурсе. Но содержание этого понятия не расшифровывается. Здесь надо тоже поставить точки над i. Если мы переходим к адекватной, объективной и исторически предопределенной для России евразийской геополитической модели, то единственным нормальным “центризмом” является сочетание правой политики (консерватизм, патриотизм, национальная идея, государственность, нравственность, историчность) с левой экономикой (социализм, социальная справедливость, социальная ориентация). Органичный евразийский центризм может быть только таким и никаким иным. При этом любопытно, что такой последовательный “центризм” должен самым беспощадным образом порвать всякую связь с мировоззренческой, политологической и геополитической инерцией прежних реформаторов Истинно евразийские реформы должны проходить в прямо противоположном (по отношению к либерал-демократическому) ключе. Иными словами, как это ни парадоксально, но настоящий центризм в современной России должен быть революционным.

Правым центром в такой ситуации будет веер тех партий и движений, которые ставят акцент на правой политике. Но там, где правых заносит в апологию рынка, должен стоять жесткий барьер. Радикальный либерализм, апология “свободного рынка” в евразийском ансамбле есть не что иное, как форма экономического экстремизма. И квалифицироваться это должно соответствующим образом.

Подлинным левым центром станет собсвтенно социал-демократия, т.е. социалистический фланг, стремящийся максимально удалиться от правой, консервативно-патриотической политики. Он будет терпим, пока точка социал-демократии не будет пройдена в политически левом секторе, в сторону “просто демократии”. Требования “прогрессизма”, “атеизма”, “индивидуализма” и т.д., неотделимые от классической демократической политики, в данном контексте должны рассматриваться как формы политического экстремизма.

Вся ныне существующая путаница в определениях “центра”, “левого центра”, “правого центра”, “экстремизма” и т.д. происходит из-за того, что недостаточно ясно определен базовый курс российского общества. Крах реформаторов-западников, либерал-демократов очевиден. Режим их правления окончен. Но существует определенная инерция, и не все политологические понятия (увы!) очищены еще от темного наследия их трагического для страны и народа идеологического властвования.

Скорее всего, “исправление имен” — дело времени. И при адекватной политологической компетентности социально и политически активных граждан, а также при сохранении нынешнего прагматически евразийского, умеренно патриотического правительства, все вещи в недалеком будущем должны встать на свои места.

Наконец-то социальная справедливость! 25 лет борьбы за прогрессивную шкалу налогов увенчались успехом! Это очень мощный удар по олигархам.

Впервые за 30 лет правления АНК в ЮАР партия не смогла получить большинство на выборах. Это следствие раскола АНК на две партии двух президентов: Рамафосы и Зумы. Причем Зума считается более пророссийским, Рамафоса же колеблется между Россией и Западом. Теперь 40% получил АНК Рамафосы, 22% - Демократический альянс (проамериканская русофобская партия), 14,5% - "Копье нации" Зумы и 9,5% - "Борцы за экономическую свободу" Малемы (наиболее пророссийская партия национал-большевистского толка). Кроме них, в парламенте будет еще несколько карликовых партий (в ЮАР любая партия от 0,2% попадает в парламент). Вопрос в том, с кем теперь коалицию будет делать Рамафоса?

Моди недоволен итогами выборов. Да, он остается премьер-министром на третий срок, да, его коалиция партий победила, но со скрипом. Его партия БДП в одиночку не смогла завоевать 50% мест, только с союзниками по коалиции (партии телугу и проч.) кое-как наскребла 52%. Моди проиграл коалиции ИНК+союзники не только в большинстве национальных окраин, но и в самом сердце хиндуязычной Индии, в Утттар-Прадеше, где ранее его партия всегда выигрывала. Даже там, где он разжигал антиисламские кампании, он проиграл. В Кашмире депутатом заочно избран мусульманский шейх-сепаратист, сидящий в тюрьме. В Пенджабе избран сикх-сепаратист - брат убийцы Индиры Ганди. У тамилов и бенгальцев победили левые. В центре Индии левые партии шудр и чандалов обошли по голосам партию Моди. В самой БДП намечается внутренний раскол. Так что режим Моди хоть и устоял, но стал весьма хлипким.

Бени Ганц вышел из военного правительства Нетаньяху и призвал к досрочным выборам осенью. Его место займет Либерман.

На выборах в Европарламент в Саксонии-Анхальт (территория бывшей ГДР) АдГ получила 37% и новая партия Сары Вагенкнехт 13%, то есть 50% на двоих у антиглобалистских партий.

За сутки освобождены Старомайорское (Времевский выступ), Парасковиевка (Угледарский фронт), Новоалександровка (Очеретинский фронт), половина Сокола (там же), Рыжевка (Сумская область, фактически это часть Тёткино Курской области).

Предварительные опросы по британским выборам (будут 4 июля):

Лейбористы 456 (лучший результат в истории)
Тори 72 (худший их результат в истории)
Виги 56
Шотландская нацпартия 37
Партия реформ 7 (первый шанс Фараджа попасть в парламент)
Валлийские националисты Плайд Кымру 4
Зеленые 1

Опрос проводился без учета Северной Ирландии.

Прогноз по процентам голосов в Британии намного более страшный для глобалистов.

Лейбористы 37%
Партия реформ 19%
Тори 18%
Виги 14%

Таким образом, впервые в истории (!) четвертая партия (не тори, не виги и не лейбористы) может занять второе место. Учитывая, что Фарадж ни разу публично не осудил Россию и обвиняет в украинской войне НАТО, это вызывает страх у глобалистов.