Антон ШМАКОВ
Начинаю перевод статьи Фритьофа Шуона «ХРИСТОВЫ МИСТЕРИИ».
Публикация этой работы в «Этюд традисьоннель» (№269, июль-август 1948 года) впервые выявила кардинальные расхождения в рамках традиционалистской школы между шуонистской доктриной и ортодоксальным генонизмом. Несмотря на продолжавшие сохраняться (вопреки домыслам некоторых авторов) хорошие личные отношения между обоими мэтрами, именно начиная с указанной даты и именно с обнародования данных тезисов правомочно говорить об обособленном учении Шуона, точкой отчета для которого, таким образом, стал вопрос об отношении к Христианству.
***
1
В нашей книге о трансцендентном единстве религий [1] мы раскрыли центральную функцию инвокации божественного Имени, рассматриваемой нами как средство par excellence для духовной реализации; мы продемонстрировали, что в христианском мире таковой инвокацией служит божественное Имя Иисуса, как о том свидетельствует церковное предание, которое, как известно, имеет не меньший авторитет, чем Писание. Возможно, некоторые захотят возразить, что в Писании инвокация Имени Иисуса не имеет никакой опоры в Писании; но и учреждение таинства миропомазания не находит ее в священных текстах, а если верно, что миропомазание по крайней мере упоминается в апостольских посланиях – то аналогичное утверждение подходит и для имеющего отношение к инвокации. Факт, что и то, и другое основаны не на Писании, но на Предании, указывает, впрочем, на их глубокую связь в том смысле, что оба эти средства благодати одинаково раскрывают «Великие Мистерии», несмотря на то обстоятельство, что Христианству, полностью эзотерическому и инициатическому по своему происхождению и определению, приходится реализовывать всецело экзотерический прикладной аспект [2]: другими словами, Христианство не содержит ничего такого, чего не наличествовало бы в данном прикладном аспекте, что никак не мешает тому, чтобы все средства благодати сохраняли в целостности свои строго инициатические смысл и эффективность. Если, как учат суфии, бесспорно, что Христос не принес с собой никакого экзотеризма (шариата), но только эзотеризм (хакикат), то, с другой стороны, равным образом не вызывает сомнений, что Христианство – это религия, то есть институция, имеющая если не в принципе, то по факту экзотерический характер; истина, следовательно, лежит в правильном сочетании сих двух аксиом. Кажущийся противоречивым характер Христианства – необходим и провиденциален; с того момента, когда оно должно было стать независимой традицией, востребован такой прикладной аспект, который учитывал бы все человеческие возможности; но обладая целиком инициатической сутью – без которой оно уподобилось бы моисееву Закону [3] – Христианство должно распространить этот прикладной аспект на все свое содержание, будь то «Малые Мистерии» или «Великие». Однако такого рода «перевод» во внешний режим – представляющий, в определенной степени, добровольную профанацию, на которую снисходит Божество как исключительный случай и «меньшее из зол», – никак, повторим, не мешает тому, чтобы средства благодати оставались такими, какие они есть по определению; все это – вопрос интерпретации и метода [4].
Христианство – которое мы в предварительном плане могли бы назвать «инициатической религией» [5], если бы между этими терминами не было противоречия – устанавливает неоднократные повторения и, также во всех случаях, различение между «Великими» и «Малыми» мистериями [6]: если, к примеру, вне сомнений, что крещение придает потенциал примордиального, то есть эдемского, состояния, ибо смывает «первородный грех», являющийся именно тем, что отделяет человека от данного состояния, дополнением сему ритуалу будет служить миропомазание, которое наделяет потенциалом Христого, то есть высшего, состояния: оно по сути дарует «полноту Святого Духа» и «укрепляет» [7] в прохождении через мир смерти к «Жизни вечной», которая и есть спасение как тотальном смысле этого слова, так и в космическом и относительном. Подобно инвокации спасительного Имени Иисуса, – в латинской Церкви данная практика приняла форму розария, а также литаний – миропомазание, строго говоря, не является обязательным, в чем и заключается, собственно, указание на тот факт, что эти два средства благодати относятся напрямую к «Великим Мистериям».
Примечания автора:
1. Глава IX: «О христианской инициации».
2. Следовательно, по-прежнему правомочно не рассматривать Церковь в числе западных «инициатических организаций» в собственном смысле этого слова, таких как компаньонаж и масонерия, которые, очевидным образом, не обладают никаким религиозным характером: их упадок не имеет ничего связанного с прикладным аспектом или какой-либо адаптацией. Что же до христианских ритуалов, то не будет неправильным квалифицировать их как экзотерические, поскольку они таковыми и являются, причем уже давно; все же данное экзотерическое применение допускает, что эти ритуалы были уготованы самой своей природой; а мы знаем, что это так, поскольку Христианство является по сути своей «путем Благодати». – Рене Генон отразил подобный исключительный характер Христианства, – не желая выразить явно, – словами, что «Таинства» суть нечто, точного аналога которым найти нельзя.
3. Согласно старой присказке, Christi doctrina revelat quae Moysi doctrina velat. – Комментаторы Торы сообщают, что косноязычие Моисея было наложено на него Богом, дабы тот не разгласил Тайны, которые синайский Закон как раз и призван сокрыть, а не раскрыть; эти Тайны и есть ничто иное, как «Христовы» Мистерии.
4. Что касается метода, важно не забывать, что в этом деле одну из опор представляет собой духовный наставник (у русских – «старец»).
5. Чувство, которое испытывают христиане, обладания религией, несравненно более совершенной, чем все остальные, основывается на определенной реальности, если знать об инициатическом характере их религии: но что забывают, так это то, что подобный характер вовсе не обязателен для обретения спасения; в этом смысле он представляет собой, по отношению к Закону, соблюдения которого достаточно, чтобы спастись от Ада, малополезный довесок – но фактически неизбежный в случае с Христианством. Именно сей инициатический характер, которым наделена христианская религия, является в глазах мусульман «злоупотреблением», «смешением», почти «чудовищным», в то время как на «точности», «ясности», «уместности» их собственных духовных средств зиждется убеждение мусульман, что их религия, по сравнению с Христианством, является лучшей. Чтобы достичь Рая праведников, человеку не нужно «полноты Духа Святаго», которой наделяет миропомазание: сами же христиане были первыми, кто это заявлял, так как Умопостижение, по их мнению, не необходимо для спасения. Таким образом, в Христианстве имеется уникальная диспропорция между духовными средствами, которые трансцендентны, и доктриной, которая не признает, по крайней мере в своих общих формулировках и особенно у латинян, ничего кроме индивидуального целеполагания.
6. То же различие в определенной мере обнаруживается во взаимодополняемости двух Церквей, Западной и Восточной, где первая имеет отношение к примату Св.Петра, а вторая – Св.Иоанна, ясно выраженных в концовке Евангелия. Если кому-то не хочется принимать подобную точку зрения, он должен, по крайней мере, признать, что первенство Петра – относительно, и что есть вещи за пределами его радиуса действия, а именно как раз тайна или функция апостола Иоанна; каковой a priori равен Петру, поскольку все апостолы получили равную власть, и даже выше него как возлюбленный ученик, приемный сын Девы, брат Христа и пророк Апокалипсиса. Св.Иоанн должен быть представлен в христианском мире в силу своей филиации, не «юридической», но духовной, такой реальностью, которая по важности своей была бы равна Римской Церкви; в русле подобного образа мысли знаменательно, что Восточная Церковь придает больше значения божественности Христа, чем Страстям Его, что вовсе не имеет целью сказать, что эти две Церкви не обладают одинаковыми средствами благодати. В недрах западного Христианства, опять же, обнаруживается различие между двумя категориями «Мистерий» – в функциях, соответственно, Папы и Императора; если Данте поддерживал позиции последнего, то не для защиты светского владычества против духовного, но чтобы помешать посягательствам одной разграниченной духовной власти на сферу другой, столь же разграниченной, где папство соотносится с «Великими Мистериями», а империя – в той мере, в какой она наследует священничество ветхого Рима – с «Малыми»; вся загвоздка в том, что Данте рассматривал императора не в его политической роли, а как духовную функцию, приемствующую римской традиции и санкционированную евангельскими словами «Давайте кесарю кесарево». В определенном смысле, естественным экзотерическим дополнением к Христианству служит, для Данте, не моисеев Закон, но римская Империя, римский Закон. Папа, будучи несомненно наследником римского Pontifex Maximus, считал, что может претендовать на имперскую функцию, будь то в плане придания себе чересчур широких светских полномочий, будь то в «посвящении» Императора как «инстанции»; но вовсе неочевидно, что Св.Петр перенял свою власть от Кесаря, что Данте и продемонстрировал. Император, как несомненный преемник Цезаря и Августа, является тем самым тоже Pontifex Maximus и таким образом хранителем «Малых Мистерий». Ситуация, по причине смешения властей, неразрешима. Добавим, что, как и когда мы выше говорили о Св.Петре, существует символическое соотношение между его отречениями и следующими тремя позициями: во-первых, «философизм», заключающийся в подчинении Откровения рационалистическим спекуляциям в греко-языческом духе; во-вторых, «юридизм», заключающийся во введении в область религии юридического духа, весьма характерного для римской ментальности; в-третьих, «коллективизм» – может, имеющий германскую инспирацию, – заключающийся в жертвовании всего на нужды коллектива и полагании сего критерием ценности: отсюда тенденция отрицать все, что недоступно среднему человеку.
7. Signo te et confirmo te chrismate salutis, in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.