https://yandex.ru/maps/?mode=stop&ll=36.918734,56.384166&z=16&text=деревня Спас-Коркодино&sll=36.831202,56.244179&sspn=0.039310,0.012951&masstransit[stopId]=stop__9678364&masstransit[routeId]=88b6A_28_bus_default
Автобус который в это село от автостанции Клин.

«  АХ ,  КАК   РЖАЛ   ШАЛЫЙ   КОНЬ »

«Смерть дорогу сыщет. Дорога,
да никто по ней не хаживал, никого за
собой не важивал – на тот свет».
Русская поговорка.

Город на реке Сестре

Известно, что дороги могут привести к победе и поражению, к находкам и утратам, к радости и горю, к истине и заблуждению, к рождению и смерти.
Город Клин впервые упоминается в 1317 году. Но есть версия, что возник он несколько раньше.
В Никоновской летописи говорится: «…В лето 6825-ое (1317) зимы князь Юрий Данилович Московский с Кавгадыем и с многими татары и со князи Суздальским и со иными князи, и со многими силами поиде с Костромы к Ростову, а от Ростова поиде к Переяславлю, и от Переяславля поиде к Дмитрову, а из Дмитрова к Клину…»
Расположен Клин на реке Сестре, на землях, некогда принадлежавших царскому семейству Романовых. А статус города получил лишь в 1781 году. В то время здесь производились колеса, дуги, шорные изделия, медные и стеклянные украшения, жители плели корзины и лапти, добывали деготь.
В XIX-XX столетиях клинская земля стала любимым уголком для многих русских писателей, художников, ученых. Среди них: Дмитрий Менделеев, Константин Тимирязев, Михаил Пришвин, Аполлинарий Васнецов, Иван Шишкин, Николай Ярошенко, Аполлон Майков и другие.
В 1885 году вблизи города, в селе Майданово, поселился Петр Ильич Чайковский. Потом он переехал в имение Фроловское, расположенное в 5-6 километрах от Клина.
«Я совершенно влюблен во Фроловское. …вся здешняя местность кажется мне раем небесным…». А еще есть такая его запись: «Я к Клину, сам не знаю как, ужасно привязался и уже не могу представить себя в другом месте…», - писал композитор.
В этом уголке Подмосковья Чайковский создал знаменитые балеты «Спящая красавица» и «Щелкунчик», оперы «Чародейка» и «Пиковая дама», Пятая и Шестая симфонии и другие произведения.
Из Клина, в октябре 1893 года, композитор отправился в Петербург исполнить свою Шестую симфонию Там он и скончался.
Еще в середине прошлого века клинские старожилы  рассказывали, что Петр Ильич любил кормить голубей возле Воскресенской церкви и собирать ландыши в окрестностях города. Местные краеведы приводили строки из письма Чайковского: «Царем цветов я признаю ландыш, к нему у меня какое-то болезненное обожание». А еще декламировали, возможно, стихотворение Петра Ильича:
«Вот он! Склонясь к земле, я трепетной рукою
Срываю чудный дар волшебницы весны.
О ландыш, отчего так радуешь ты взоры?
Другие есть цветы, роскошней и пышней,
И ярче краски в них, и веселей узоры,
Но прелести в них нет таинственной твоей…
И счастлив я, пока цветешь ты,
ландыш скромный»
Охотно показывали старожилы водоем, где провалился под лед художник Аполлинарий Михайлович Васнецов. Хлебнул студеной водицы да, слава Богу, выбрался и не захворал.

Забытая тропа

Иногда упоминали клинские старики «невозвратную дорогу». Да только о ней говорили с неохотой, словно касались запретной темы. Может, потому, что в прошлом веке разговоры о мистических явлениях не одобрялось властями? А может, опасались лишний раз называть «проклятое место»?..
Как говаривали на Руси: «Чем меньше вспоминаешь о беде, тем меньше беда вспоминает о тебе».
Начали строить дорогу от Клина до Твери, вроде бы, еще в царствование Бориса Годунова. Потом работа внезапно приостановилась. То ли смутные времена помешали, то ли иные причины возникли.
Вспомнили о той дороге уже в правление императрицы Елизаветы Петровны. И опять дело не пошло.
Во времена Павла I попытались возобновить строительство. Но и в третий раз – неудача.
Почему так произошло? Никто объяснить не мог. Зато слухов, один страшней и фантастичней другого, появилось немало.
По преданию, чуть ли не со времен основания Клина и Твери их соединяла долгая, но неприметная тропа. Тянулась она в густых лесах от Клина до тайных бродов на реках Лама и Шоша, а дальше, через болота, вела на север, прямиком в Тверь. Ее и намеревались в разные века превратить в проезжую дорогу.
Предостерегали знающие люди и во времена Бориса Годунова, и Елизаветы Петровны, и Павла I не затевать в тех местах строительство. Ведь по слухам, тропа была "окаянной". В древности вдоль нее стояли истуканы с красными горящими глазами и с открытыми клыкастыми ртами. И приносило им неведомое племя человеческие жертвы. А рожи своих идолов язычники омывали свежей кровью.
Потом, когда «племя поганых» бесследно исчезло, завладели окаянной тропой разбойники. По ней уводили в рабство в далекие земли русских людей.
Много лет она заливалась кровью и слезами, пропитывалась проклятиями, хоронила под собой убитых.
Прошло время. Сгинули куда-то разбойники. Прекратились невольничьи караваны. Перестали пользоваться тропой и пешие, и конные, заросла чертополохом, позабылась жителями окрестных селений. Казалось, навсегда пропала она в лесных дебрях. Да только проклятия никуда не подевались, незримо витали они в чащобах, отпугивая людей.
Однако порой находились смельчаки, что пытались пользоваться «окаянной тропой». Куда хотели по ней уйти? От каких бед скрыться? Может, намеревались разбойничьи клады отыскать? Некому ответить, никто из тех смельчаков назад не вернулся.
В середине XVIII века через Клин был проложен почтовый тракт Москва-Петербург. Город стал почтовой станцией со сменой перекладных лошадей, и многие жители его занялись извозом. Поэтому на гербе Клина появилось изображение почтальона, скачущего на коне и трубящего в рожок.

Кликуша - Пашенька

В самом начале XX века наведывалась в Клин юродивая.
Шаталась она в торговых рядах, рвала на себе одежду, выдирала грязные космы, отбирала у торговцев яркие ленты и повязывала на шею. А вопила при этом так, что собаки поджимали хвосты, а галки и вороны срывались с крыш лабазов и поднимали несусветный гвалт.
Но даже городовой не пытался остановить нарушительницу спокойствия.
Звали юродивую Кликуша - Пашенька. Люди хоть и побаивались необычную странницу, но с удовольствием приходили в торговые ряды – посмотреть и послушать ее.
Что их так привораживало – непонятно.
Истошные крики… Всхлипывания… Неразборчивое бормотание… Распознавались лишь отдельные слова и фразы. Иногда юродивая вдруг начинала петь, с завыванием:
" Шалый ,  шалый   конь  по тропе,
во траве!..
Скок-стук-шлеп копытками!..
Смерть зовет-кличет!
Уведет-заманит невозвратная дорожка
к бабушке-погибели!
А бабушка-то рада-радешенька!
А конек-то  шалый  все  ржет  и ржет!
Покоя усопшим не дает-не дает!.."
Жутко становилось слушателям.
- Опять Кликуша-Пашенька по «невозвратной дороге» бродила. Видать, там от нечисти поганой и услыхала страшную песню… - понимающе переглядывались клинчане и поспешно крестились.
После долгих, бурных сцен и песнопения юродивая затихала и смиренно ходила по городу. В такие часы люди, пересиливая робость, просили судьбу предсказать.
Почти не задумываясь и не глядя на просителя, бросала кликуша две-три фразы и шла дальше. Но и этого было достаточно. Все сбывалось!
Обратилась к ней богатая купчиха, а юродивая, вместо ответа, полушку ей сунула.
- Да на что мне, Пашенька, твоя грязная монетка? – удивилась просительница.
- Скоро и ей рада будешь, - обронила кликуша и даже не остановилась.
А через несколько месяцев муж той купчихи разорился и вскоре умер в нужде.
Заявила Пашенька одному удалому ямщику, что на другой день красный петух будет топтать его избу. И верно – сгорело жилье ямщика.
Спросила у юродивой совета зажиточная крестьянка, а Пашенька в ответ:
- Мычи, родимая… К яблочному Спасу мычать, окромя тебя, будет некому…
К названному сроку, действительно, вся скотина у той крестьянки околела.
Подкатил к пророчице пьяненький барин и с усмешечкой потребовал:
- Ну-кась, босоногая колдовка, поведай, как мне жить дальше?.. Что ждет меня в ближайшие деньки?..
Всплеснула руками юродивая:
- Ступай – ступай, вертопрах!.. Заждался Водяной. Девки его – лягушки уже заквакали для тебя прощальную песню…
Вмиг испортилось настроение у барина. Ругнулся он, прыгнул в тарантас и умчался из города.
А на другой день, неподалеку от Клина, его извлекли из болотца, - где кулику по колено. Как он умудрился утонуть в мелководье?..
Наверное, только Пашенька смогла бы ответить. Но подступиться к юродивой с таким вопросом клинчане так и не решились.

Любитель коней и кадрили

Имя того купца позабылось. Помнили клинские старожилы лишь, что грезил он подняться в первую гильдию и заиметь собственную конюшню со скаковыми лошадьми. А еще он любил плясать кадриль.
Непонятно, правда, почему горожане забыли его имя, а втемяшилась им в память какая-то кадриль и грезы торговца.
Попросил однажды тот купец Пашеньку предсказать судьбу. Может, посмеяться решил над юродивой, а может, какие-то проблемы или сомнения одолели.
Скользнула по нему взглядом кликуша, да как затрясется, запричитает:
- Ой, милостивые!.. Ой, сердешные!.. Ой, кормильцы мои ласковые!.. Да за что ж молодцу лютая погибель?!..
Удивились клинчане:
- То еле-еле поймешь ее, а тут каждое слово, как заезжая актриса, четко выговаривает…
Прекратила орать юродивая и затянула свою жуткую песню:
"Стук-стук-шлеп копытками!..
Смерть зовет-кличет!
Уведет-заманит невозвратная дорожка
к бабушке-погибели!.."
Остолбенел купец от неожиданности. А Пашенька вдруг забормотала:
- Отплясал кадриль, голубчик…  Ржет  печаль-тоску  шалый   конь … Зубы скалит… Бьет копытом «невозвратную дорогу»… Тебя поджидает… Стерегись, молодец, смоляных глаз и пегого жеребца …
Сунул купец юродивой пятак, пожал плечами и заторопился прочь.
А Кликуша плюнула трижды на монетку и швырнула ее наземь.
Потом трижды наступила на пятак и проговорила вслед купцу:
- И с тобой так будет, неразумный… И с тобой…

Фотокарточка от старца

Вскоре после того невеселого предсказания появился в Клину некий отставной поручик. По крайней мере, таковым представлялся приезжий.
Прибыл он верхом на пегом жеребце. Сразу было видно – конь хороших кровей.
Не сказал никому поручик, какое дело привело его в Клин. Но уже через несколько часов по городу поползли слухи, что гость приближен к самому Григорию Ефимовичу Распутину.
И потянулись к отставному офицеру просители. Разные беды, разные проблемы, а просьба одна: замолвить словечко Григорию Ефимовичу. Пусть, дескать, великий старец примет хоть на несколько минут, выслушает и поможет.
Никого не обидел гость. Переговорил со всеми, кто захотел встретиться. Особо приветил он купца – любителя коней и кадрили.
- Будут тебе и первая гильдия, и скакуны в собственной конюшне и всякие поблажки от властей в придачу! – заверил поручик. – Для Григория Ефимовича это дело пустяковое. Главное – чтобы ты ему глянулся. Не любит он скволыг, а потому не скупись, господин хороший. Если мало живых денег под рукой, обрати в наличность имущество и отправляйся к великому старцу на поклон. Не прогадаешь! Все добро к тебе воротится с пребольшущим наваром.
Хоть и обрадовался купец, но выразил обеспокоенность и сомнение:
- Это же в какую даль ехать!.. На невские берега!.. На сколько дней торговлю свою запущу, от дел отстранюсь!.. А вдруг старец не примет? И кучу денег зря потрачу, и уйму времени потеряю…
Но утешил его поручик.
- К невским берегам добираться не надо. Григорий Ефимович здесь неподалеку, верстах в тридцати находится. Но!..
Гость многозначительно приложил указательный палец к губам и продолжил.
- Никому ни слова!.. Прибыл великий старец из столицы инкогнито. Упросили его сама государыня императрица и владельцы строительной компании очистить «светлым словом» «невозвратную дорогу» от всякой погани. Иначе суеверный народ побоится работать на той дороге. Уж больно много недобрых слухов витает о ней. Несколько дней Григорий Ефимович будет пребывать в одиночестве и молиться в заброшенной избушке, вблизи «окаянной тропы».
Чтобы старец встретил радушно, поручил дал купцу фотографию для предъявления Распутину.
Взглянул любитель коней и кадрили на нее и ахнул. На снимке – сам Григорий Ефимович!.. Ласково улыбается он, а смоляные глаза смотрят строго. И держит старец под уздцы жеребца… Того самого, на котором прискакал поручик!
Почему-то сразу развеялись сомнения купца.
- Да-да, - подтвердил приближенный Распутина. – Моего Бандерроса очень любит Григорий Ефимович. Он даже сам какое-то время занимался его выездкой. Я одолжу вам своего скакуна. На нем и отправитесь на поклон к старцу. Бандеррос уже знает дорогу к избушке.
Офицер вдруг усмехнулся и добавил:
- К тому же, мой скакун не боится никакой нечисти, и «окаянная тропа» ему нипочем.

Другие страхи

Может, честный взгляд поручика так подействовал, а может, ласковая улыбка старца с фотографии. Хоть и с колебаниями, но все же купец исполнил рекомендацию приезжего. И через пару дней, никого не известив, отправился верхом с крупной суммой денег на встречу со старцем.
В тот же час нанял тарантас и убыл из Клина в неизвестном направлении отставной поручик.
Пролетели дни, минули недели. Купец не возвращался. Приятели объявили его в розыск. Никаких следов. Поползли по городу жуткие слухи. Но вскоре не до них стало.
Грянула Первая мировая война. Другие страхи, другие ужасы овладели жителями Клина. Все реже вспоминали они пропавшего любителя коней и кадрили. И вряд ли кто связывал с ним очередной приход в город Пашеньки.
- Совсем сломался язык у юродивой, - подметил народ. – И раньше-то ее речи были затуманенные, а нынче и вовсе не понять, о чем говорит убогая.
А Кликуша бродила по улицам и напевала:
- « Ах ,  как   ржал   шалый   конь …
Ах ,  как   ржал   шалый   конь …
Смерть молодцу накликал…»
В ее странной песне были и другие слова, но прохожие разобрали только эти.
А еще юродивая показывала клинчанам фотокарточку. На ней ласково улыбался Григорий Распутин. А на морде жеребца, которого старец держал под уздцы, виднелись пятнышки, похожие на кровь.
Пашенька то бережно прятала, то опять доставала из котомки фотографию и снова и снова заводила песню:
- « Ах ,  как   ржал   шалый   конь …
Смерть молодцу накликал…»

«ЗАБЫВЧИВЫЙ СЕДОК»

«Извольте ждать, нет лошадей», -
Когда губернский регистратор,
Почтовой станции диктатор
(Ему типун бы на язык!)
Сей речью ставит вас в тупик,
От этого-то русским трактом
Езда не слишком веселит;
Как едешь, действие кипит,
Приедешь – стынет за антрактом…»
      Петр Вяземский

«Лечись убегающими верстами»

Переменчивый нрав был у Николая Васильевича Гоголя. Даже по отношению к дорогам. Не раз он высказывал о них противоположные мысли: то хвалил, то ругал, то воспевал, то проклинал.
«Болезнь моя много отняла у меня времени… - в письме из-за границы жаловался он своему другу писателю Сергею Тимофеевичу Аксакову. - … Лето – это я уже испытал – мне непременно нужно провести в дороге. Я повредил себе много, что зажился в душной Вене…
О если б я имел возможность всякое лето сделать какую-нибудь дальнюю, дальнюю дорогу! Дорога удивительно спасительна для меня».
А в "Мертвых душах" Николай Васильевич писал: "Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!.. Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!.."
Есть у Гоголя и такие строки: «Чтоб узнать, что такое Россия, нужно по ней проездиться». А еще Николаю Васильевичу приписывают совет: «Лечись убегающими верстами».
Насчет «убегающих верст» опыт у великого писателя большой. Немало исколесил их и в дальних странах, и в Российской империи. Хорошо познал Гоголь и дороги Московской губернии.
Может, и прав Николай Васильевич насчет лечебных свойств «убегающих верст», но вот многих извозчиков, его современников, они если не доконали, то изрядно поволновали. И в этом, якобы, отчасти, виноват был Гоголь.

По старинным законам

Многие великие князья и цари пытались навести порядок на дорогах Московии. Жаловались им постоянно и знатные и простые люди и на разбойников, и на тех, кто осуществлял перевозку грузов и пассажиров.
Заявляли жалобщики, что извозчики неимоверно завышают цены за провоз. При Иване Грозном был создан основной законодательный акт – Судебник 1550 года. В нем строго регламентировалась оплата за проезд:
«…А езду от Москвы до Коломны полтина, до Каширы полтина, до Хатуни десять алтын, до Калуги рубль, до Ярославца полтина, до Боровска полтина, до Вышеграда полтина, до Кременска двадцать алтын, до Можайска полтина, до Оболенска полтина, до Звенигорода две гривны, до Дмитрова десять алтын, до Радонежа четверть [рубля]… до Стародубских князей отчины полтора рубля, до Мещеры два рубля, до Углеча рубль, до Бежецкого Верху полтора рубля, до Романова городка рубль с четью, до Клина полтина, до Кашина рубль, до Твери рубль, до Зубцова рубль, до Опок рубль, до Хлепни сорок алтын, до Торшку рубль с четью, до Вереи полтина…»
Так что в XVI веке поездка из столицы в любой город была дорогим удовольствием. В те времена корова стоила примерно 3 рубля, овца – 1 рубль, а курица – 1 алтын, то есть 3 копейки. Впрочем, на дороговизну поездок жаловались всегда.
Судебник 1550 года регулировал не только оплату поездок, но и работу «ездоков», занимающихся извозом, и «неделщиков» - судебных приставов.
«…А какову обиду или продажу ездок кому учинит и уличат его в том, и тот иск взяти на неделщике, от кого тот ездок ездил, а ездока казнити торговою казнью. А держати неделщику до семи ездоков, а болши семи ездоков неделщику не держати.
…А которого ездока изымают, а тот ездок в книгах у кормленных дьяков ни у которого будет неделщика не писан, и того ездока казнити торговою казнью;
…которого ездока изымают, а он ездит в том же городе от ыного неделщика, и того ездока казнити торговою казнью да кинути в тюрму; а будут тому ездоку исцы, и те иски все взяти без суда на том неделщике и на ездоке, от которого ездит…»

Организация путей и почты

Шли годы. Прорастали травой, уходили в забытье, ветшали одни дороги, появлялись новые. Но больше их становилось на Руси. Правители стремились наладить регулярные сообщения между важнейшими городами и селениями. От этого зависела ее экономическая жизнь и оборонная мощь государства.
В XVI веке основные пограничные пункты России уже были соединены с Москвой с помощью организации на дорогах станций с подводами, так называемых ямов. Одновременно совершенствовались и улучшались проезжие улицы селений. На них устраивались гати, мосты, деревянные и каменные мостовые.
По приказу царя Михаила Федоровича Романова был создан «Ямской приказ». Это государственное учреждение выдавало «подорожные» документы, контролировало почтовую деятельность и ямщицкие перевозки.
В 1665 году царь Алексей Михайлович повелел организовать регулярную почтовую связь России с другими странами.
В XVIII веке появилось много новшеств и в перевозке пассажиров, и в доставке корреспонденций: установлена поверстная плата за почтовых лошадей; по всем губерниям империи созданы станции, а при них – трактиры; утвердилась единая такса за доставку писем, в зависимости от их веса.
В XVII-XVIII веках в России были в основном мостовые и фашинные дороги. Во времена правления Петра I начали строить каменные. А спустя несколько десятилетий после его смерти появились и шоссейные пути.
В те годы в Подмосковье возникло множество ямщицких поселений и городских кварталов. Может быть, тогда же и появилась поговорка: «Где ямщик – там и песня, и звон бубенцов».

«Кто сей путник и отколе?..»

На Руси сохранилось немало песен, сказок, преданий о лихих тройках, о дорожных приключениях, о ямщиках. Их слагали и «ездоки», и «седоки» - так тогда называли извозчиков и пассажиров.
Как и Александр Пушкин и Николай Гоголь, поэт Петр Вяземский был истинным певцом русских дорог. Сколько лет прошло, сколько поколений сменилось, а даже в XXI еще частенько исполняют песню на его стихи:
«Тройка мчится, тройка скачет,
Вьется пыль из-под копыт;
Колокольчик звонко плачет,
И хохочет, и визжит.

По дороге голосисто
Раздается яркий звон;
То вдали отбрякнет чисто,
То застонет глухо он.

Словно леший ведьме вторит
И аукается с ней,
Иль русалка тараторит
В роще звучных камышей».
Ходила молва в середине XIX века, будто Петр Вяземский написал стихотворение «Еще тройка» после услышанных жалоб подмосковных ямщиков на таинственного «забывчивого седока» и вечного «путника», приносящего всевозможные беды извозчикам.
«Грянул месяц из-за тучи,
Обогнул свое кольцо
И посыпал блеск зыбучий
Прямо путнику в лицо.

Кто сей путник и отколе,
И далек ли путь ему?
По неволе иль по воле
Мчится он в ночную тьму?

Сердце в нем ретиво рвется
В путь обратный или вдаль?
Встречи ль ждет он не дождется,
Иль покинутого жаль?
…………………………………..
Как узнать? Уж он далеко;
Месяц в облако нырнул,
И в пустой дали глубоко
Колокольчик уж заснул».

Вечный скиталец дорог

Какие бы суровые законы не принимали власти, а извозчики все равно пытались обмануть своих пассажиров. Так и норовили получить с них лишнее за проезд.
Боролись с этой напастью по-разному: жаловались начальству, ругались с извозчиками, а иногда пускали в ход кулаки. Трудно судить, насколько помогали подобные меры против дорожных обирал.
Может, для устрашения нерадивых «ездоков» и была придумана байка о «забывчивом ездоке», о «вечном скитальце дорог». Коль не может с лихоборами сладить начальство, так пусть хоть припугнет их нечто мистическое.
Поговаривали: сам Николай Васильевич Гоголь запустил слух о страшном проклятии для нерадивых ямщиков. А некоторые утверждали, что опасный пассажир даже принимал обличье великого писателя.
Как правило, «забывчивый седок» нанимал тройку в Первопрестольной. Выбирал для поездки дальние уголки Московской губернии. То в Талдом могло ему понадобиться, то в Шатуру или куда-нибудь в Микулино-Городище. Обещал он ямщику не скупиться.
В облике его ничего приметного или настораживающего, поначалу, не было. Правда, молчал он всю дорогу, а на вопросы отвечал коротко и недовольно.
Когда приезжали в пункт назначения, и ямщик, как обычно, просил «чуток надбавить, барин, за хорошую езду», пассажир извлекал из кармана странный кожаный мешочек. Из него отсыпал медные алтыны. Ровно 66 монет, не больше и не меньше.
Если, пересчитав горсть медяков, ямщик продолжал канючить надбавку, то, молчавший всю дорогу, пассажир вдруг начинал недоуменно озираться и вопить:
- Ты куда завез меня, шельма?!.. В Воруй-городок заманил, каналья, пустая  душа?!.. Погубить замыслил?!.. Ану, гони - правь, куда велено!..
Тут-то и начиналось несусветное. Оглядывался ямщик и ничего понять не мог: только что прибыли в селение, а вокруг уже ни улиц, ни изб… И несется ошалелая тройка во весь опор по незнакомой дикой дороге. И нет с лошадьми сладу, никакой силой не остановить их.
Орал ямщик, вожжи на кулаки наматывал да на себя что есть мочи тянул:
- Куда?!.. Куда вы, дьяволы разлетные?!.. Очумели, будто волчьим духом в головы шибануло!.. Замрите, окаянные!..
А тройка в ответ еще быстрее мчалась, еще тревожней стук копыт, лошадиный храп да звон колокольчиков.
Оборачивался бедолага-ямщик к пассажиру. А от того - никакой поддержки. Лишь ухмылялся и бормотал:
- Позабыл я, куда ехать надобно. Будем теперь носиться по дорогам, пока все шестьдесят шесть алтын не почернеют. Тогда и память ко мне вернется, и кони сами собой угомонятся там, где я пожелаю…
Молил ямщик «забывчивого седока» избавить его от наваждения и остановить коней. Но тот будто не слышал бедолагу.
И тройка все неслась, не ведая усталость: безостановочно, и днем и ночью, в метель и в ясную погоду. И не встречались на их пути ни люди, ни верстовые столбы, ни огоньки деревень и городов...

Ночные видения

Причудлива побасенка, да, может, какой-то был в ней толк. Неспроста, наверное, даже в середине XX века рассказывали старики из Вереи, Лотошино, Можайска о «забывчивом седоке». Говорили при этом, кто – с усмешкой, а кто – вполне серьезно.
Сообщали старики и приметы, связанные с удивительным пассажиром:
- Если ночью навстречу тебе несется во весь опор тройка, слышатся отчаянное ржание и мольба ямщика, - не зевай, сворачивай с дороги. Да еще выгреби из карманов все монеты и швырни их подальше в сторону. Тройка «забывчивого седока» непременно повернет туда. Не сделаешь этого – потянет за собой нечистая сила на вечное скитание.
- Неужели в наше время кто-то верит в подобные предрассудки? – удивлялись слушатели.
- Просто так, на веру, ничего не принимаем, но давние приметы соблюдаем. Сами так делали и другим советуем… - обычно отвечали рассказчики.
Еще один недобрый знак «забывчивого седока» - «тяжелая подкова». С виду обыкновенная, сразу и не поймешь коварный подвох. И находил ее путник и радовался: думал, принесет она удачу.
Однако, происходило наоборот. Что ни шаг – то беда. Обладателя тяжелой подковы начинали одолевать жгучие ночные видения. Появлялся «забывчивый седок» и грозил, требуя вернуть находку. При этом сам ее в руки не брал, а манил за собой. Почему он так поступал? Никаких объяснений «забывчивый седок» не давал.
Избавиться от тяжелой подковы невозможно. Выбросишь проклятую, а она непонятным образом возвращается. Да еще тяжелее становится. Так меченый бедой и маялся с окаянной находкой и вскоре превращался в вечного скитальца. Ходил горемыка по городам и селениям, предлагал встречным «тяжелую подкову», и люди от него шарахались и стороной обходили.
Давно лихие тройки заменены автомобилями. Казалось бы, нет повода и вспоминать о «забывчивом седоке». Нет места ему в дорожных историях XXI века.
И одинокие путники, и водители, и даже прагматичные инспектора дорожного движения иногда жалуются на странные ночные видения. Чудится им далекий темный силуэт тройки, слышится ржание коней и мольба и стоны ямщика.
Как тут не вспомнить исчезающие бесследно автомобили, вместе с водителями и пассажирами, и другие таинственные путевые истории?!..
Швыряют ли в сторону от дороги монеты или как-то по-другому защищают себя от нечистой силы, завидев ночную зловещую тройку – об этом современные рассказчики умалчивают.
Кому охота в наше время прослыть суеверным и стать объектом насмешек?.