Софист. Сегодня, досточтимые пьяницы, прелюбодеи и лоботрясы, поговорим мы о Джойсе, а также и о Зелёном Ангеле, и о персонаже ещё более таинственном.
Метафизик. И пусть, болван,  не смущает нас тема, избранная тобой, равно как и нами, предумышленно, простотой своей, которая лишь обман и расстройство чувств.
Чужеземец. Приступим.
Метафизик. Разумеется.
Чужеземец. Конечно.
Софист. Кажется, да.
Друг. Именно так.
Софист. Превосходно. Делясь своим опытом чтения «Улисса», некто, разумный в области своей, назвав его «испытанием» (ещё точнее подошло бы слово «инициация»), рассказывал, как, сравнивая роман Джойса с «Одиссеей» Гомера, пришёл к выводу, будто книги не имеют одна к другой ни малейшего отношения, и поэма грека служит не более чем строительными лесами для ирландского эпоса. Публицист (ибо таковым и является он) отметил, что произведение Джойса гораздо ближе к тому фрагменту «Государства» Платона, где душа Одиссея «помнила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека», которой и стала судьба дублинского еврея, бродящего вокруг да около боли от измены своей жены (что, впрочем, сопряжено с не меньшими тяготами, нежели опасное путешествие, о чём тебе (обращается к Чужеземцу), рогоносец, известно не понаслышке).
Чужеземец. Воистину так, и есть свидетели.
Метафизик (заплетаясь). Вэритас ин вино нон сэмпрелятэт.
Софист. Действительно, чем дальше продвигается, если так можно выразиться, «действие» романа, тем меньше в нём соответствий с Гомеровым планом. В связи с этим уместен вопрос: почему Джойс вообще не отбросил эти древние костыли и строительные леса, раз он не счёл нужным выдержать соответствия с предполагаемым первоисточником? Более того, непросто было бы найти во всей истории литературы книги более разные, если не совершенно противоположные, чем «Одиссея» и «Улисс». Кажется, существенно их объединяют только слепота обоих авторов и идея Пути.
Метафизик. Впрочем, уже это: путь, указываемый слепым или слепнущим творцом, постепенная утрата навигации…
Софист. Именно она позволяет нам закрыть глаза на различия, и воспринять оба эпоса как единое целое, как раздвоенное Одно, - как солнечную античность и её начавшего собственную, независимую жизнь пасмурно-полуночного во дне северного двойника, сконцентрированных в едином многословном Слове. До Джойса весёлые, страшные, сумрачные, угнетающие, оскорбительные, вульгарно-смеховые или гипертрофированные двойники, мало похожие на свои оригиналы, были литературными персонажами книг; он же сделал двойником саму книгу, и, в конце концов, саму литературу. Герои его шедевра и герои Гомера – одни и те же, но живут, подобно мамлеевским Титанам, в других измерениях по отношению к самим себе, в иных мирах: абсолютно по-разному – одни и те же, и принадлежа двум вечностям – одновременно. Это не что иное, как мир «Одиссеи» и его Дубль. Только если в других текстах, имеющих сакральное значение, - в «Ригведе» и «Авесте» например, - утверждалось, что «день Богов равен году людей», то здесь всё иначе, и смещено десятикратно в наш перевёрнутый мир: начавшийся с поедания жареной почки день обычного человека Леопольда Блума оказался равен десяти годам странствий потомка Сизифа и Антиклеи, спутницы божественной Артемиды.
Чужеземец. И то верно.
Загадка Липотина (отражаясь в фонарном стекле). В бредово-порно-оккультистской части «Улисса», посвящённой Чёрной Мессе, выводится персонаж Липоти Вираг, в атрибутике египетского священнокнижника – он, кажется, сведущ в герметизме, лекарственных средствах, мнемонике, энтомологии, а также предстаёт расточающим, как и ты (обращается к Метафизику),  похабства «знатоком женщин». Интересно, что, спустя 7 лет после написания Джойсом его Вальпургиевой ночи…
Чужеземец. Которая, однако же, приходится вовсе не на ночь с последнего дня того месяца, что посвящён богине Апру, и что до Цезаря имел, как ныне февраль в високосный год, дней 29, а не 30.
Метафизик. Иными словами, не того месяца день последний, когда прилетают чибисы и начинает куковать кукушка.
Софист. Не того, с коего последнего дня ночь, как говорилось выше, приходится на первый день мая, - но на ночь с 16 июня на 17, года 1904 от Р.Х., 22 г. от р. Д.А.Д., 36 г. от р. Г.М. и 109 г. до сего дня.
Чуждеземец. Давний день сей отмечен был смерчем со скоростью 25 м/с, осадков выпало 162 мм только в Москве. Столыпин же написал жене своей из Саратова, что слушал «Гугенотов» и думал о ней. 
Столыпин Пётр Аркадьевич. Давали 4-ый акт «Гугенотов» и пели оч. хорошо (все артисты Имп. театров). Я всё время думал о Тебе.
Загадка Липотина (отражаясь в луже на тротуаре). Воистину так. Интересно, что, спустя 7 лет после написания Джойсом его Вальпургиевой ночи великий знаток тёмных тайн Майринк в «Ангеле западного окна» делает одним из ключевых героев русского эмигранта Липотина, антиквара (т.е., как и Вираг, знатока древностей) и служителя Чёрной богини. Исследователи возводят его к Липутину из «Бесов» Достоевского, однако, герои Джойса и Майринка (созданные, по всей видимости, этими авторами  независимо друг от друга) скорее вызывают в памяти липотимию (от греч. lype «печаль, скорбь» и thymos «дух, желание, гнев») – так в медицине называется угнетённое состояние и обморок. Интересна связь этих персонажей (если, конечно, это не ЕДИНЫЙ персонаж) с миром насекомых: джойсовский Липоти Вираг хорошо разбирается во взаимоотношениях этих существ, что Фабра имели Гомером своим, со светом, а также сам в одном из своих воплощений предстаёт многокрылым мотыльком; а майринковский Липотин служит богине, спина которой кишит «отвратительными насекомыми». Наконец, оба они – трикстеры. Вираг во время Светопреставления (которое является одним из персонажей – а не событий – «Улисса») в оскорбительных выражениях пророчествует о Иуде-Йакхе. И сам-то по себе Йакх (Дионис) не является верным и правдивым богом, что уж говорить об этой химере! И у Майринка Липотин является частью обмана и иллюзии, постоянно предающей героя. Так кто же этот Липоти(н), и почему он появился в двух важнейших романах прошлого века – причём, написанных в одно десятилетие? (Исчезает.)
Чужеземец. Демоническая литература неразрывно связана с обманом ожиданий – причём во всём, в том числе в вопросах авторства. Так, в начале ХХ века в России, в приложении к «Синему журналу», вышел лучший роман Брэма Стокера «Дракула» («Вампир»), авторство которого приписывалось Марии Корелли, в то время как центральная в творчестве самой Корелли книга «Скорбь Сатаны» вышла под именем Стокера. Ни для кого не секрет, что целый ряд произведений Г.Ф. Лавкрафта были частично (в соавторстве) или полностью написаны, либо завершены после смерти гения его эпигонами, а идея «Некрономикона» породила вереницу подделок.
Цикады. Альазиф-альазиф-альазиф-альазиф.
Метафизик. Догадываюсь, к чему ты клонишь. До сих пор трудно внутренне примириться со сравнительно недавним открытием, касающимся того, что вершина творчества Густава Майринка, роман «Ангел западного окна», важной темой которого является предательство со стороны потустороннего, был написан (опять-таки, частично или полностью) вовсе не Майринком, но Альфредом Шмидом-Ноерром. Или, может быть, эта измена, вполне в духе жестоких отсрочек и иллюзий Зелёного Ангела, была заранее спланирована Майринком и его другом как необходимая часть метаромана? Недаром в другом, откровенно чёрном, эзотерико-демоническом произведении прошлого столетия, т.е. в самом предмете нашего разговора, «Улиссе» (оно, кстати, тоже о предательстве, о чём упоминалось выше), которое до сих пор упорно, по какому-то шутовскому недоразумению воспринимают как сугубо светский роман, герой Стивен после Чёрной Мессы рассуждает в убогой забегаловке об обманчивости имён, и случайный встречный (как оказывается, лжец и Псевдоангелос) спрашивает его самого: «А вот твоё имя как?».
Софист. После этого, вряд ли стоит удивляться, если обнаружится, что другие тёмные шедевры лишь приписаны историей их «создателям». Что «Фауст Гёте», например, был создан вовсе не Гёте, а каким-нибудь Эккерманом (который начал работу над трагедией за 18 лет до собственного появления на свет), или что «Фауст Марло» принадлежит какому угодно елизаветинскому драматургу, кроме самого Марло.
Чужеземец. Книги о демоническом все подобны возвращению Улисса в дом, где его уже давно не ждёт Пенелопа. С болезненной ностальгией, ревностью, разочарованием. С предательством и обманом. С тем, что имена не те, совсем не те, что мы называли. Словно все эти книги написаны вовсе не Стокером, Корелли, Барлоу, Дерлетом, Шмидом-Ноэрром, но кем-то другим… возможно, каким-то другим Лжецом, чьё имя всегда меняется, но чьё присутствие неизменно рядом.
Метафизик. Скрупулёзное изучение хитроумных «Избранных сочинений и писем» Рената Девиантова, комментариев на знаменитую «Демонологию» Аристотеля, равно как и «Unaussprechlichen Kulten» Фридриха фон Юнтца, «De Vermis Mysteriis» Людвига Принна, «Liber Ivonis» и «Cultes des goules» графа дЭрлетта лишь подтверждает сказанное тобой (обращается к Чужеземцу) и тобой (указывает на Софиста).
Чужеземец и Софист (указывая на Метафизика, тыча в него пальцами, рассудительно). Ты сказал.
Софист. Теперь слушайте. «Человеческим» прототипом Липотина в «Ангеле западного окна» был писатель и художник Бо Инь Ра. И вновь мы обнаруживаем тревожную связь с «Улиссом»! В эпизодах «Быки Солнца», «Цирцея» и других, уводящих далее в ночь, делается акцент на числах 32 и 11. Появление Липоти Вирага связанно с коррозией, катастрофой внутреннего мира Блума, с его погружением в стихию демонизма и актуализацией сокрытых в нём половых извращений. 32 – инверсия 23, а в книге Перемен Гескаграмма 23 обозначает ни что иное, как БО - Разрушение. Липоти, как и Липотин, служит тёмной женской стихии, т.е. ИНЬ. Наконец, он является, как мы уже отмечали, в облачении священнокнижника – т.е. служителя Тота, который записывает слова за РА. 11, число, культовое для телемитов, хаотов и сатанистов, – это и 23 час суток, т.е. середина сцены «Улисса» в клинике, предшествующей Чёрной Мессе. Учитывая, что Джойс воспроизводит дьяволопоклонническую традицию действий задом наперёд…
В этот самый миг перед нашими умудрёнными собеседниками возникает чудесным образом бордель из «Цирцеи», 15 части «Улисса», которая была закончена к Рождеству 1920 г., и соответствуют которой Песнь Х, 135-574 «Одиссеи» Гомера, фрагменты из «Венеры в мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха, весёлые дома миссис Мак и миссис Коэн, «Фауст» (предположительно принадлежащий перу Й.В. Гёте), часть 1, сц. 21, возможно также Ж.К. Гюисманс со своим описанием Чёрной Мессы в романе о сатанизме и Жиле де Рэ («La-Bas»), локомоция из телесного и анатомического, магия, равно как и танец, как соответствующие в корреспонденции хитроумные искусства, а также цвета: сиреневый, фиолетовый и никакой. 
FATHER MALACHI O’FLYNN: Introibo ad altare diaboli.
THE REVEREND MR HAINES LOVE: To the devil which hath made glad my young days.
FATHER MALACHI O’FLYNN: (Takes from the chalice and elevates a blooddripping host.) Corpus meum.
THE REVEREND MR HAINES LOVE: (Raises high behind the celebrant’s petticoat, revealing his grey bare hairy buttocks between which a carrot is stuck.)My body.
THE VOICE OF ALL THE DAMNED: Htengier Tnetopinmo Dog Drol eht rof, Aiulella!
(From on high the voice of Adonai calls.)
ADONAI: Dooooooooooog!
Сценка исчезает в облаке фиолетового тумана.
Софист (в ужасе выпучив очи, невозмутимо).  Прочтение чисел в обратную сторону вряд ли может считаться вольностью, в связке: 23-32-11. Как известно, «реальный», если всё это имеет отношение к тому, что мы привыкли называть реальностью, Бо Инь Ра – автор цикла книг «Hortus Conclusus» («Закрытый сад»), количеством… 32 (sic!). Этот странный человек, живший одно время и в Кёнигсберге, именовал себя Светочем «примордиального Света». Герой Джойса также твёрдо становится в финале «Цирцеи» на сторону несущего Свет – Люцифера. 32 – это число, связанное и с масонством, и с культом Матери, а также Сатурном. Как и чёрная богиня Исаис с её Зелёным Ангелом, как и зелёная страна Ирландия в аллегории Джойса, этот царь меланхолии пожирает своих детей. В «Улиссе» выводится полуночное солнце, у Майринка / Шмида-Ноэрра – чёрная луна. Связь романов «Ангел западного окна» и «Улисс» тем более поразительна, что ей нет биографо-исторических подтверждений. Блум, внук Липоти, является «женственным мужчиной» и, в конце концов, вообще лишается хозяйкой публичного дома каких бы то ни было признаков мужественности, - как и полагается евнуху, служителю материнского культа. Кроме того, Джойс неоднократно подчёркивает, что он передвигается, подобно пантере. Как ни вспомнить в связи с этим, что появлению Исаис, хозяйки Липотина в «Ангеле западного окна», предшествует ни что иное, как запах этой мистической чёрной дикой кошки!
Пантера (неслышно). Миурррррррррр.
Метафизик. Разумеется.
Чужеземец. Конечно.
Софист. Кажется, да.
Друг. Именно так.
Метафизик. Хорошо. Книга эта, «Улисс», существует сразу на трёх уровнях Имажинэра. Во-первых, диурнические герои - Маллиган, спасший человека солнечный остроумец, и Буян Бойлан, взявший жену Блума (для Джойса они отрицательны). Во-вторых, драматический ноктюрн Стивена Дедалуса и Леопольда Блума. И, наконец, в третьих и в четвёртых с половиной, и даже одной восьмой в придачу, это мистический ноктюрн Молли Блум.
Чужеземец. Туманен смысл твоих складных речей, ибо Стивен – от святого Стефана, а Дедалус – латинизированное имя грека того, что изготовил крылья. Не очевидная ли это принадлежность режиму Диурна героя сего, коего отнёс ты к драматическому Ноктюрну в опрометчивости своей?
Метафизик. Для ранних произведений, таких, как «Портрет художника в юности», всё так, как ты, бродяга и болван, тут разглагольствуешь. Но здесь, в «Улиссе», хоть и Стивен, хоть и Дедалус, но привязан рассудительный этот Телемах к протею морскому, к материи метаморфоз, но не настолько, как Молли в эквиполентности её, а равновелико и схоже Блуму, то есть градуально.
Чужеземец. Похоже, что ты прав, полоумный.
Метафизик. Продолжай, плут.
Софист. «Улисс» - Книга-Андрогин. Словно два образа из стихотворения «Terra Foliata» слились в одно целое.
Стихотворение «Terra Foliata» (галлюцинируя).
щупалец розово-невидимый,
произрастающий на планете Сатурн.

На луговых одуванчиках спит андрогин
В его волосах змеится двойная спираль.
Рядом спит книга -
"Cosmosophia"

Космософист (в образе Роберта Фладда, с чёрным квадратом страницы в левом кармане алого зодиакального плаща). Обратите внимание. В первых трёх эпизодах существующая как тело без органов, книга постепенно обретает почки, сердце, лёгкие, пищевод, мозг, кровь, уши, мышцы, глаза, нос, нервы, скелет. Присутствуют мужские гениталии (эп. 5) и женские органы – порождающее чрево (эп. 14) и плоть (эп. 18). У неё есть локомоция (эп. 15), но нет чёткого указания на то, что её орудия – руки и ноги (конечностями может быть что угодно – клешни зелёного краба, появляющегося в борделе, например). «Улисс» - это приземлённый Ангел космософии, галлюцинация и носитель гендера 4ПТ одновременно.
Метафизик. «Улисс» - это также конец литературы как таковой и её Другое Начало (в постмодернизме не осуществившееся), что роднит Джойса с Мейстером Хайдеггером. Блум-Одиссей всю книгу, развивающуюся, как формируется эмбрион невиданного существа, совершает странствие в утробу. Его падение в лоно Земли  - это то же, что прыжок к Seyn-бытию. (Но падение это хоть и диурническое, но носитель его принадлежит парадоксальным образом ноктюрну целиком).
Чужестранец. Вся книга – грезящий андрогинный гомункул. Вначале он проявляется – обществом, которое его презирает и подозревает, барами, городом-лабиринтом, космосом, временем, потоком жизненного мира, - чтобы затем свернуться внутри великой Матери и уснуть. Джойс не только совершил в рамках литературы алхимическое Действо. Он выступил в роли повивальной бабки наоборот, не принимающей ребёнка из лона, но, напротив, помещающей его туда, внутрь, вниз, когда он достаточно для этого сформирован.
Метафизик. В следующей его Книге, «Finnegans Wake», целиком отданной во власть Ночи, мы сможем, наконец, увидеть сон – возможно, двойника Блума. Это искажённый анамнез, сбивчивое энантиосемическое вспоминание-перевирание сакральных круговращений. Такую книгу кроме Джойса могли написать разве что окончательно рехнувшийся Гуссерль, или Рембо, после того как распрощался с поэзией и в течение всего трёх интенсивных месяцев изучал параллельно с десяток языков, включая арабский, греческий, амхарский, хинди и русский, запершись в шкафу без еды и воды.
Софист. Влияния Вико, а ранее Николая Кузанского и Джордано Бруно были для Джойса определяющими. Уже в «Дублинцах» поэтика эпифаний, способность видеть Вселенское в незначительном, предполагает ту герметическую картину, которая развернётся в «Улиссе».
Метафизик. Ангел простых дел.
Софист. Корреспонденция без посредничества символов. Прямая до искажения и инверсии, двусмысленная и обманная связь с трансцендентным. Зелёный Ангел, ангел цвета трилистника – острова святых и мудрецов.
Чужестранец. Свою книгу Джойс воспринимал в буквальном смысле как детище. В этом было что-то от Пигмалиона. Он разговаривал с героиней своего произведения Молли Блум, отмечал её дни рождения, посвящал ей стихи.
Метафизик. Самостоятельная схоластико-стилистическая форма жизни. «Улисс» отсылает к книгам, о которых его автор не знал и которые даже не были ещё написаны к тому времени, как мы показали на примере с «Ангелом западного окна». Всё потому, что он связан с «Terra Foliata» напрямую.
Софист. И число 32, так настойчиво повторяющееся в нём, это, как мы уже знаем, число Сатурна, где в ускользающей неподвижности ртути произрастает щупалец…
Чужеземец. Возможно, это орган движения Книги.
Метафизик. Да.
Космософист. Этот щупалец из, казалось бы, никак не относящегося к «Улиссу» стихотворения, символизирует тот орган, который соединяет плод, а затем и эмбрион Книги-Андрогина—Улисса-Леопольда Блума, с материнским организмом Молли.
Чужеземец. Конечно, гороховый шут.
Метафизик. Всё именно так, сумасшедший дурак.
Друг. Именно так.
Космософист. Да.

Отредактировано Валентин (2017-11-22 18:41:57)