В начале 1930-х Эвола подмечает «метаморфозис» во взглядах графа Куденхов-Каллерги, основателя Панъевропейского движения, в направлении идеи о том, чтобы государства Европы, перед тем как объединиться в союз, должны обрести «органико-тоталитарный характер» (фраза из резолюций Третьего панъвропейского конгресса в Базеле, 1932 г.), при котором «политический элемент» будет контролировать и направлять элемент экономический. О подобной трансформации Эвола рассуждает в статье для “Il Corriere Padano” (июнь 1933 г.), а месяцем раньше во время визита графа по приглашению Муссолини в Италию берет у него интервью для “Il Regime Fascista”. Кое-что оттуда:
«Есть три большие политические проблемы, в связи с которыми сегодняшняя Европа находится в состоянии кризиса, - говорит граф Куденхов, - это: проблема конституционной реформы; социальная проблема; и европейская проблема в строгом смысле слова. Среди прочих стран именно фашистская Италия внесла наибольший вклад в решение первых двух».
«Европейская душа, по моему [Куденхова] мнению, характеризуется тремя фундаментальными компонентами: героизмом, персональностью и чувством социальной ответственности. Поскольку фашистское решение содержит все три в мудром равновесии, оно представляется наиболее приспособленным к тому, чтобы приобрести европейски-универсальное качество».
«Я [Куденхов] не исключаю создания в будущем всеевропейской Палаты корпораций… Для меня, непреложным требованием в плане оздоровления является отделение экономического элемента от элемента политического – то, что уже произошло при фашистской трансформации Парламента в Палату корпораций. Естественно, целью здесь должно служить не просто разделение, но возвращение политическому его свободы от уз экономики».
«Зная, что Куденхова часто упрекают в пацифизме, мы спросили его, о каком пацифизме он повествует: защищает ли неопределенный антивирильный идеал, отрицая высший, духовный смысл, который воин своим опытом и испытаниями может предложить как отдельным лицам, так и всей расе, - либо же он отстаивает интер-европейский пацифизм, предназначенный исключительно для объединения различных европейских сил, не исключая того, что посредством так созданного единого и согласованного европейского блока может вновь проявить себя имперский и сверхчеловеческий идеал нашей расы в противостоянии остальным мировым силам. Куденхов с легкостью признал, что его идеи движимы, в целом, во втором ключе».
«Не скрывая, каким препятствием перспективе подобного рода стало бы возвращение Германии к эксклюзивистскому и в основе своей материалистическому расизму, мы спросили графа, каковым ему видится решение франко-германского вопроса.
Этот вопрос фактически является основной препоной в деле реализации панъевропейской идеи, - ответил Куденхов, - и я считаю, что для его урегулирования лучше всего будет, чтобы сближать их [Францию и Германию] опосредованно, то есть: посредством международной политики, равновесия и взаимного выравнивания европейских сил, о чем я пока еще мало говорил, и что касательно возможной франко-германской дивергенции имеет прежде всего тактический и превентивный характер (…) Италия может стать арбитром в отношениях между Германией и Францией».
«Я [Куденхов] искренне надеюсь, что новая Италия останется верной своей великой традиции… сформулированной еще Данте, духовно актуализированной Римской Церковью и в военном плане в последней раз реализованной итальянцем Наполеоном».