"* * *
Большаков проспал – если это можно называть сном – всего где-то полчаса. Этого хватило, чтобы чуть сбросить нависшую пыль на глазах и боль в ногах. Но больше спать… Все равно поигрывали нервы. Спускаясь вниз по лестнице, он услышал, что в освященной сразу же после президентского указа домовой белодомовской церкви кто-то громко правит службу. Он никогда туда не заходил, хотя там часто бывали и Макашов, и Рыцкий – особенно Рыцкий. Служил обычно отец Алексий, из Тверской области, где у него был большой и богатый приход. К нему любили ездить из Москвы, особенно писатели-«славянофилы». Несколько раз бывал там Андрей. Отец Алексий был хлебосол, особенно по рыбе, груздям и наливкам. В Дом Советов он приехал сразу же, даже оставив свой приход, – сказал, что по убеждению. «Если бы вот все такие были попы, но без Ветхого Завета…», – говорил о нем Большаков.
На этот раз голос был не его, и это заинтересовало Большакова. Он зашел. Домашняя, а, точнее, походная церковь была комнатой, у восточной стены которой стоял покрытый антиминсом стол. На стене высился деревянный осьмиконечный крест, по краям – иконы Спаса и Богородицы, на столе-престоле – семисвечник., Евангелие. По стенам висели иконы, многие из которых приносили с собой защитники Дома Советов. Священник служил в одиночестве. Это действительно был не отец Алексий, а лет сорока иеромонах Виктор из Псковской области, тоже оставивший свою маленькую лесную церковку недалеко от Елизарова, по Гдовскому шоссе, и приехавший сюда. Большаков несколько раз замечал его по ночам у костров. Среднего роста, крепкий, с длинной, почти до пупа, бородой, как у старообрядцев, но не старообрядец. Говорили про него, что юность прошла у него на зоне, причем за что-то серьезное, чуть ли не за убийство, а потом он покаялся и принял постриг. Запомнил как-то его слова: «Пора кончать чай пить, надо переходить на травы», – когда ребята разливали по кружкам крепкий почти чифир, от которого сам он, конечно, не отказался. Большаков никогда не ходил на службу, но книги богослужебные просматривал, отыскивая в них следы Ветхого Завета и молитвы о Израиле – в них-то вся тайна христианства и состоит, как он считал – и поэтому представлял, что полагается по уставу, а что нет, и что за чем должно идти. Один стих ектеньи, которую возглашал отец Виктор, в служебниках Большаков не встречал.
– О еже даровати земле Русстей Царя православного, имяже его Ты, Господи, веси, Господу помолимся!
– Господи, помилуй !
Сам молился, сам себе отвечал отец Виктор.
Служил он обедницу, то есть литургическое последование, но без преложения даров – служба короткая, обычно чисто безпоповско-старообрядческая, а так – походная – военная или у путешествующих. Отец Виктор уже заканчивал. Повернулся к Большакову, протянул ему крест. Бомльшаков отступил, сделал жест рукой.
– Почему, братик?
– Отче, не здесь и не сейчас говорить.
– Нет, именно здесь и сейчас.
– Я не христианин. Христианство убило мою Родину. Убило ее волю и силу.
– Я понял, – улыбнулся отец Виктор, – и все это сделали жиды.
– Не надо улыбаться. Ведь так и есть. Другое дело, что мы сумели это все смягчить, обкатать. Как и коммунизм.
– Скажи мне, ты в то, что мы по смерти не умираем, веришь ?
– Твердо не скажу. Скорее да, чем нет. Хотя как это все, не знаю.
– И я не знаю, как. В Царстве Небесном совсем не те, про кого мы здесь думаем, что они праведники и рая достойны, и в аду не те совсем. Кто туда попадает, дивится только – как же так, а я-то думал… Но оно безконечно, а все то, что здесь, перед безконечностью – ноль.
– Значит, и Россия – ноль?
Большаков вспомнил долгие на эту тему споры с Андреем и Ольгой, у них на кухне, под водку и не под водку, под крепкий, как здесь, чай и под спитые «нифеля».
– Ноль, – ответил отец Виктор. – Но вот смотри. Что в математике ноль? То же, что безконечность. Значит – Небесная Россия?
Большаков задумался. Да, вправду, так получается.
– И – наши леса? Не пустыня?
– Конечно. Наши поля. Ромашки, колокольчики, – отец Виктор опять заулыбался. Широкой улыбкой, глазами. – Наши леса. Наши медведи. И зайцы.
– А наши русские боги? – то ли спросил, то ли ответил Большаков – Вы же все считаете, что это бесы.
Отец Виктор внимательно посмотрел на Большакова.
– Кто хулит русских богов, сильно согрешает. В том числе и батюшки неразумные. Но русские боги – не боги, они предки наши. Сказано же было: мы – Велесовы внуци. Вот так, буквально, и понимай. А еще было сказано: злословящий отца своего и мать смертию умрет. Разумей.
И негаданно-нежданно отец Виктор влепил Большакову в лоб мощный щелбан. Большаков не пошевелился.
– Еще вопросы есть ? – почти по-детски рассмеялся отец Виктор.
– Есть. О каком царе Вы молились?
– О Русском Царе.
– Может быть, о вожде? Теперь только вождь может быть.
– О Царе.
– Что, вот об этом черненьком, толстом?
– Царя Бог пошлет.
– И что, Романова?
– Клятву Земского Собора никто не отменял. Да и не может отменить, – неожиданно твердо ответил отец Виктор. А ты заходи еще. Договорим. Обо всем договорим.
* * *"
