Но вернёмся к Араужу...
История началась с того, что в недавнем интервью, на вопрос о разнице между национализмом, который отстаивает он сам, и тем, который проповедовали режимы Германии и Италии, министр ответил, что национальное чувство в них было сильно искажено политиками, использовавшими его для прихода к власти.
«Одна вещь, о которой я часто говорю, это тенденция левых брать нечто-то хорошее, похищать, извращать и превращать в плохое. Что-то подобное произошло с этими тоталитарными режимами. Поэтому я называю фашизм и нацизм феноменами левого толка», — рассказал Араужу в интервью, «Brasil Paralelo», движению связанному с Олаву ди Карвалью.
Здесь он фактически воспроизводит позицию Хайека, считавшего нацизм и фашизм развитием социалистических идей, так что для более детального ознакомления вам на «Дорогу к Рабству» Фридриха фон Хайека. Сами не будем вязнуть в теме дебатов на тему правизны-левизны, но присущие идеологиям Третьего пути революционность и социальный популизм с частым переходом к контролю над экономикой вполне дают повод обвинять их как минимум в частичном использовании левых стратегий и элементов. Оправданном ли? Бразилец вот считает, что нет.
Разумеется Араужу тут же раскритиковали за нападение на один из основополагающих послевоенных идейных принципов — нацисты были крайне правыми, а стало быть правые недалеко от них ушли. Свой ответ на критику он дал в блоге «Бразильская Метаполитика»:
«По либерально-консервативному альянсу
Левые приходят в ужас каждый раз, когда всплывают дебаты о возможности классификации нацизма в качестве левого движения. Создается впечатление, что есть опасная семейная тайна, которую тщательно охраняют. Я назвал нацизм левым, и тут же левые (вместе с истеблишментом), прибежали со своими огнетушителями в попытке задушить эту идею в зародыше.
Но их огнетушители пустеют, и ингибиторы мысли больше не работают.
Освободившись от этого запрета, мы легко можем увидеть, что нацизм имел фундаментальные черты, которые позволяют определить его слева от политического спектра. Нацизм был антикапиталистическим, антирелигиозным, коллективистским, выступал против свободы личности, пропагандировал цензуру и контроль мысли посредством пропаганды и промывания мозгов, противоречил традиционным структурам общества. Всё это характеризует его как левое движение.
Следовательно, нацизм был антилиберальным и антиконсервативным. Левые также антилиберальны и антиконсервативны. С другой стороны, правые были в некоторых случаях антилиберальными (к примеру, в течение девятнадцатого века в Европе), а в других антиконсервативным (или, по крайней мере, неконсервативными, безразличными к консервативным ценностям, как было с недавним неолиберализмом), но никогда не были антилиберальными и антиконсервативными одновременно. В этом смысле нацизм чувствует себя намного комфортнее в левой части спектра, чем в правой.
Схематически можно сказать, что нацизм представлял собой лево-консервативный сплав, где революционная идеология захватила и использовала в своих целях один из важных элементов консервативного поля - национализм. Мы не должны забывать, что конечный результат всемирного конфликта, развязанного нацистами, оказался превосходным для левых: это был мир, в котором доминировал коммунизм и произошёл полный раскол между либеральными правыми и консервативными правыми, причём последние были унижены и демонизированы. Нацизм, как на своём взлете, так и в падении, фактически разбил либеральные державы Западной Европы и её империи, проложив путь к тоталитаризму во главе с СССР (ранним союзником нацистской Германии) и его всемирной экспансии, которая сдерживала и почти победила единственную остававшуюся некоммунистическую державу, Соединённые Штаты.
Коммунизм удалось победить только тогда, когда в образе Рональда Рейгана появилась мощный либерально-консервативный альянс. Это сочетание, однако, было эфемерным и уже вскоре после распада СССР начало уступать место либерально-левому альянсу — глобализму, где революционная идеология через культурный марксизм захватила экономическую глобализацию и возглавила её.
Разрыв леволиберального альянса и замена его новым либерально-консервативным движением, вероятно является той самой великой задачей нашего времени, по крайней мере для сторонников свободы и человеческого достоинства.
Но действительно ли возможно правое движение, являющееся одновременно либеральным и консервативным? То, что появляется в Бразилии и в других странах и в другом формате, но с тем же духом, как в Польше, Венгрии и США Трампа, — это и есть тот самый либерально-консервативный союз, в котором стремление к открытой экономике и защите индивидуальных свобод соединяются с продвижением ценностей патриотизма, веры и семьи.
Левые Бразилии и всего мира пришли в панику из-за этого альянса, а потому интуитивно ведут на него своё наступление. Они видят в нём грозного противника, ведь сражаясь только против либерализма или только против консерватизма, левые всегда будут иметь преимущество. А потому Либерально-консервативный альянс должен стать столь прочным сплавом, который будет способен противостоять левым, даже при сохранении за ними доминирования над средствами массовой информации и академическими кругами.
Быть может, сила этого союза заключается как раз в том, что она соответствует сущности человека, который одновременно стремится к свободе и безопасности, процветанию и гордости, миру и приключениям, радости и трансцедентному.
В этом либерально-консервативном правом нет ничего «крайнего». Оно является крайним только в том смысле, что противостоит левым во всём спектре политической мысли, от отстаивания достоинств рыночной экономики и предпринимательства до защиты жизни с момента зачатия и до спиритуалистического взгляда на человека.
В сегодняшней Бразилии всё, чего хотят левые, — это задушить всё ещё находящийся в колыбели либерально-консервативный альянс. Левые провоцируют разделение и мечтают увидеть, как либералы уничтожат консерваторов во имя управляемости или умеренности, а затем смогут победить либералов с присущей им лёгкостью. Эта левая мечта — кошмар для Бразилии. Мы не можем вернуться к кошмару, только увидев перед глазами реальную надежду». [К сожалению администрация не владеет португальским для более высокого качества перевода]
В самой Бразилии этот альянс уже реализован в полной мере под началом Болсонару: либералы управляют экономикой, либертарианцы занимаются приватизацией, христианские консерваторы внутренней политикой, генералы обеспечивают стабильность, а самые продвинутые новые правые в лице Араужу — внешней.
В целом же идея либерально-консервативной спайки прямо противоречит спайке популистов по Дугину. В первом случае правый истеблишмент объединяется с правыми популистами, образуя правый фронт против леваков (рыночная экономика и консервативные ценности против социалистической экономики и прогрессивных ценностей), в другом единый фронт популистов (якобы представляющих народ) объединяются против единых элит (по плану Дугина это социалистическая экономика и консервативные ценности против рыночной экономики и прогрессивных ценностей).
Идею либерально-консервативного альянса по факту поддерживает значительная часть новейших правых, от американских трампистов до французских новых консерваторов Марион Марешаль и голландских популистов Тьерри Боде. Орбана и Качинского сюда включил уже сам Араужу. В Италии же парадоксальным образом (пока) работают обе схемы, ведь Маттео Сальвини правит вместе с левоцентристскими популистами, а власть на местах укрепляет вместе с широкой правой коалицией.