Стекло, окрашенное летучим духом металлов

Алхимики Парижского алхимического возрождения полагали, что витражи старинных готических соборов были окрашены эзотерическими методами, утраченными в современном мире. Между 1913 и 1932 годами Рене Шваллер де Любич и Жан-Жюльен Шампань работали исключительно над получением этих таинственных синих и красных оттенков. Их усилия сосредоточились, во-первых, на выделении летучего духа металлов, а во-вторых, на соединении этого серного блеска с телом расплавленного стекла.

Опираясь на идеи, которые появились ещё со времен Матисса, и вдохновленный таинственной рукописью, которую Шампань якобы обнаружил в томе алхимических сочинений Ньютона (и, как утверждал Шваллер, на него повлияло учение о цвете Гёте), де Любич разработал интригующую теорию цвета как символический ключ к работе над витражами. Для Шваллера (и Гёте) цвет по сути является «реакцией нейтрализации» между «кислотой» (светом) и «основанием» (темнотой), образующей «соль» (явление цвета). Однако в гётеанскую парадигму, в которой каждый цвет имеет свое дополнение, обеспечивающее по существу симметричную систему (красный/зеленый, оранжевый/синий, желтый/фиолетовый), Шваллер ввёл «досадное присутствие индиго», чтобы воссоздать ньютонову семерицу и, таким образом, традиционные герметические соответствия планетарных металлов. Эта семичастная система позволила Шваллеру изучить взаимосвязь между тремя алхимическими принципами (сера, ртуть, соль) и четырьмя элементами (огонь, воздух, вода, земля) таким образом, чтобы наглядно продемонстрировать участие телесного в нематериальном теле.

Опровергая традиционные теории смешения цветов, Шваллер не только идентифицировал составные цвета (оранжевый, зеленый, фиолетовый) как три основных цвета (сера-ртутно-солевая), но и определил «чистые» цвета (красный, желтый, синий) как вторичные. Затем он добавил индиго в качестве четвертого вторичного элемента и поместил его в аномальное положение после фиолетового, чтобы предположить, что фиолетовый разлагается не на синий и красный, как ожидалось, а на синий и индиго.

Смысл, который Шваллер вкладывает в эту аномалию, сводится к тому, что он настаивает на том, что индиго – это не просто смесь синего и фиолетового, как можно было бы ожидать от обычного положения в спектре. «Индиго есть индиго»; у него «мрачное свечение в отличие от любого синего». Красный огонь, разыскиваемый в конце цветовой октавы, на самом деле скрыт внутри индиго, внутри элемента «земля». Этот «огонь земли» – не что иное, как «тайный огонь», который алхимики постоянно искали, огонь, который они стремились объединить с водой в великом совпадении противоположностей. В металлургическом производстве этот огонь указывает на блеск металла, который они сравнивали с серным зерном. Огненное металлическое семя нужно было сначала растворить и оживить, поместив его в минеральную матку. Пробужденный таким образом, металлический «дух» был затем изолирован и, наконец, женился на очищенном ртутном «теле» металла, чтобы создать союз огня и воды. Подобно тому, как сера коагулирует ртуть с образованием кристаллической соли (киновари), так и семя металлов коагулирует неформованное ртутное вещество в определенную металлическую единицу. В зависимости от того, был ли металлический дух «мужским» или «женским», это привело бы к алхимически чистому серебру или золоту. Однако в витражном стекле алхимик стремился уловить летучий дух металла не в очищенном металлическом теле, а в теле из расплавленного стекла.

Оперативные детали, кажется, зависят от процесса, тесно связанного с рубиново-золотым стеклом, чрезвычайно утонченной техникой, датируемой еще во времена Римской империи, но известной с семнадцатого века как «Кассиев Пурпур». Рубиново-золотое стекло теперь понимается как форма коллоидного золота – раствор наночастиц золота, диспергированный в твердой среде. Как указывает Тилтон в своем исследовании алхимии рубинового стекла, коллоидное золото было тщательно охраняемой коммерческой тайной в алхимии, и его производство было тесно связано с алхимическим методом растворения золота с использованием «королевской воды» (царской водки или Königswasser, смеси азотной и соляной кислот, способных растворять королевские металлы). Раствор кислоты, который образовался в результате растворения золота в царской водке, можно уменьшить с помощью олова, создав при этом отчетливый пурпурный цвет. Осаждение раствора в соль красного кристаллического золота было получено в результате реакции между хлоридом золота и хлоридом олова с образованием мощного порошкообразного пигмента или настойки. Алхимически говоря, этот процесс делает металл «открытым», и именно это пробужденное или ожившее золото в виде осажденных солей золота – алхимически растворенных и оживленных в царской водке – соответствует духу или «фиксированной сере» металла. При добавлении в стекло в расплавленном состоянии порошок красно-пурпурного золота пропитывал массу наночастицами золота, создавая коллоидный раствор; когда стекло охлаждали и снова нагревали, наночастицы золота «активировались», давая стеклу блестящий рубиново-красный оттенок.

Касательно «Кассиева Пурпура», в мемуарах Ванденбрёка есть показательная сцена, в которой Шваллер необычайно щедрым жестом приводит своего неохотного ученика в свою лабораторию в План-де-Грасс, чтобы показать ему «настоящее золото». Это, указывает Шваллер, не «мертвое тело в монете», а «живое золото», металл «как в шахте». Красный в массе и более мягкий, чем графит, он выглядел «довольно золотистым» при тонком нанесении на палец. Таким образом, присутствие порошкообразного, живого красного золота в лаборатории Шваллера является ключевым признаком того, что настойка, полученная из (или, по крайней мере, похожая на) «Кассиев Пурпур», является неотъемлемой частью Работы, которую он завершил в План-де-Грасс с Жаном-Жюльеном Шампанем.

Описание диаграмм:

1. В герметических тетрадах единство делится на изначальную полярность тепла (красно-оранжево-желтого) и холода (сине-фиолетово-индиго), которые сливаются, образуя умеренные цвета (желто-зелено-синий). Взаимодействие двух полюсов создает изначальные триады алхимической триады: сера, ртуть, соль (оранжевый, зеленый, фиолетовый). Взаимодействие триад образует четыре элемента: огонь, воздух, воду, землю (красный, желтый, синий, индиго).

2. Алхимические триады: сера, ртуть, соль. Каждую триаду возглавляет принцип (составной цвет), который представляет собой синтез двух несоставленных элементальных цветов: серы (красно-оранжево-желтый); ртути (желто-зелено-голубая); и соли (сине-фиолетовый-индиго). Первые две триады в некотором смысле «идеальны»: основной цвет на самом деле является правильным средним между основными цветами: красный + желтый = оранжевый; желтый + синий = зеленый. Но третья триада представляет аномалию: она «должна» быть синей + красной = фиолетовой. Но красного, который «должен быть», то есть импульса, который эквивалентен кульминационной ноте октавы, там нет. Индиго есть.

3. Тайный огонь Индиго. Огонь, который должен соединяться с водой в Великом Делании, можно найти не в обычном огне (под серой), а в огне земли, под эгидой соли. Этот таинственный блеск, этот «Зов огня» – это аркан, который связывает конец спектра с его началом.

Аарон Чик