Из старой докторской диссертации Бражникова. Тут на самом деле толково написано.
***
Апокалиптические мотивы заявлены в повести с самого начала. После краткого знакомства с главным героем читатель сразу узнаёт о случившейся «катастрофе» (45). Пародирование апокалиптических мотивов можно увидеть в сообщении об остановке часов и перечислении многочисленных голодных «смертей». Гибель «голых гадов» в начале повести в чем-то параллельна гибели людей в её конце. Но если это «малый апокалипсис», описанный с точки зрения героя, то происходящее в 1928 году – «большой апокалипсис», сопоставимый с событиями мировой войны. Описания Москвы в период ожидания нашествия гадов явно навеяны впечатлениями военных времен. Автор отмечает точность ассоциации Булгакова: в Iчасти диссертации указано, что битва за Москву в войну 1812 и 1941 гг. воспринималась как эсхатологическое сражение. Стойкость и мужество людей, защищавших Москву, призыв генерала Багратиона, повторенный героями-панфиловцами, и многие другие факты и легенды, сложившиеся вокруг обороны столицы, несут все черты эсхатологического мифа – последнего сражения, которое даёт последнее царство Антихристу (Наполеону или Гитлеру). Автор полагает, что иная трактовка сюжета в рамках русского ИТ (историософского текста) была бы просто немыслима. Писатель иронически подчёркивает единство человеческого и животного мира, поскольку гибнут не только лягушки, но и сторож Влас: «Переселился в лучший мир бессменный сторож института старик Влас, не входящий в класс голых гадов. Причина смерти его, впрочем, была та же, что и у бедных гадов, и её Персиков определил сразу:
- Бескормица!» (46)
В Синоптических Евангелиях зафиксировано слово Иисуса Христа о последних временах (так наз. «малый апокалипсис»), где, в частности, сказано: Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это – начало болезней (Мф. 24:7-8). И: <…> будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба (Лк. 21:11).
Итак, «глады и моры» («бескормица») - отчетливый признак приближающегося конца, согласно Слову Евангелия. Интересно художественное решение Булгаковым в описании «знамений с неба», упомянутых в Евангелии от Луки. Эту роль выполняют в повести газеты, захватившие пространство небес для передачи информации и рекламы (здесь, несомненно, содержится некоторый футурологический прогноз): «Зеленоватый свет взлетел над крышей университета, на небе выскочили огненные слова "Говорящая газета", и тотчас толпа запрудила Моховую». «Я, - пробормотал он, с ненавистью ловя слова с неба» (61).
Однако, «малый апокалипсис» не приводит ко всеобщему концу, и даже профессор Персиков, поболев воспалением в легких, выздоравливает. Несмертельная болезнь Персикова имеет параллель в книге Апокалипсиса, где об антихристе (звере) говорится, что у него была как бы смертельная рана, но она исцелела (Отк. 13: 3).
Сопоставление Персикова с апокалиптическим зверем (пародийное) будет дополнено ещё в ряде эпизодов. Так, он внушает «мертвенный ужас» в сочетании с «поклонением» новому сторожу Панкрату, в кабинете Персикова в разгар эксперимента начинает происходить «чёрт знает что», и сам он, царствующий среди жаб и головастиков, выглядит как «повелитель нечисти», своего рода Веельзевул. Демоническими чертами, узнаваемыми в перспективе работы над «Мастером и Маргаритой», в повести наделены, помимо Персикова, ещё иностранный шпион и Рокк.
Персиков и Рокк архетипически могут рассматриваться как сатана и антихрист. «- Это он? Воображаю, что он там напечет из этих яиц, - говорит приват-доцент Иванов.
- Д... д... д...- заговорил Персиков злобно» (89). Заикание его здесь служит своего рода подсказкой, обозначая первую букву в таких словах, как «демоны» и «дьявол».
Подсказка подтверждается и словами уборщицы Рокка, Дуней, пересказывающей мнение мужиков:
«- А вы знаете, Александр Семенович, - сказала Дуня, улыбаясь, - мужики в Концовке говорили, что вы антихрист. Говорят, что ваши яйца дьявольские» (93). В названии упомянутой деревни («Концовка») тоже явственен апокалиптический мотив.
Если образ Рокка соотнесен с антихристом, то Персиков как «повелитель нечисти» и первопричина всех бед, может быть иронически уподоблен самому сатане – змию (дракону) Апокалипсиса. В книге Откровения дракон (змий) дает силу и власть зверю-антихристу (Отк. 13: 2) точно так же, как Персиков отдает свою власть над гадами в руки Рокка. Попутно Персиков ещё и косвенно отрекается от Христа, повторяя фразу Понтия Пилата: « - Я умываю руки» (82).
Литературные источники образа сверхъестественных змей также указывают на преимущественное внимание автора повести к эсхатологии. Помимо упомянутого в тексте повести известного романа Герберта Уэллса «Пища богов», по всей видимости, М.А. Булгаков использовал средневековый бестиарий, в котором, в частности, можно найти описание аспиды – крылатой змеи. В особенности близко булгаковскому тексту описание аспиды глухой, свойства которой прольют свет на другую деталь, иначе не объяснимую – увлечение Рокка игрой на флейте: «Аспида есть змия крилата, нос имеет птиче и два хобота, а в кое земли вселится, ту землю пусту учинит<…> не любит же трубнаго гласа» . (Курсив мой – И.Б.) «Аспид глухой – существо гневное» - комментирует современный исследователь . Первое нападение гигантской анаконды на жену Рокка происходит именно вследствие гнева змеи, которой не понравилась игра Рокка на флейте в жаркий летний день на пруду. Реалистическая мотивировка – для чего Рокку флейта во время купания и вообще зачем ему играть на флейте в период напряженной работы по выведению кур-змей? – отсутствует. Итак, анаконда (отметим и созвучие со словом «аспида» - а-да) принимает звуки «роковой» флейты за «трубный глас» и набрасывается на жертву. В описании того, как это происходит, есть общее с описанием ухваток огромной змеи керасты из азбуковника XVII в.: «ина змия народитца из яйца, а яйцо что гусиное. И бывает длиною в 16 аршин, а кожа не най что оу ящура, неймет её некоторое оружие железное<…> а живет в реке и з берегу человека и скотину и зверя хватает и пожирает» . У Булгакова: «Змея приблизительно в пятнадцать аршин и толщиной в человека, как пружина, выскочила из лопухов» (98). Как видим, писатель лишь слегка преуменьшает размеры чудовища (на аршин).
Тем самым анаконда в «Роковых яйцах»– это гибрид аспиды и керасты из средневековых бестиариев, причём именно аспида символизировала антихриста, которого поражал воин-царь (впоследствии – св. Георгий) на гербе Москвы: «Аспид-кераст, хватавший коня за пятку, олицетворял собой антихриста» . Красная Армия при этом сравнивается в повести со змеёй. Повесть пишется в тот самый период (октябрь 1924 года), когда меняется московский герб. Вместо святого воина Георгия Победоносца, поражающего копьем змея (упраздненного ещё в 1917 году), принимается герб, в центре которого – красная звезда. По историософской логике булгаковского повествования, не звезда, а только святой воин-царь призван спасти Москву от гадов, поскольку именно ему дана власть поразить змия. Москва, оставшаяся без символической защиты, не сможет справиться с воплотившимися демонами. Её спасает только неожиданно нагрянувший «морозный бог на машине». Финальная глава начинается следующими словами: «В ночь с 19-го на 20-е августа 1928 года упал неслыханный, никем из старожилов никогда ещё не отмеченный мороз... Только к концу третьих суток поняло население, что мороз спас столицу и те безграничные пространства, которыми она владела...» (114-115)
Данное авторское решение также вполне в логике русского ИТ: поскольку царь отнят, защита Москвы, с точки зрения эсхатологии, может исходить только непосредственно свыше. Именно так и происходит в финале повести: «бог» не появляется, однако, на попразднство Преображения ударяет мороз – ровно такой силы, чтобы погубить под Можайском всю размножившуюся нечисть. Произошедшее чудо получает авторское определение – «морозный бог». Учитывая явную соотнесенность наступления гадов на Москву с наполеоновским нашествием, становится очевидной и следующая параллель. В утраченной Х главе «Евгения Онегина» есть такое четверостишие: Гроза двенадцатого года / Настала — кто тут нам помог? / Остервенение народа, / Барклай, зима иль Русский бог? Иностранцы, пишущие о наших Отечественных войнах 1812 и 1941-45 гг., тоже часто ссылаются на «русского бога», или «генерала Зиму», который, якобы, и выгнал западных оккупантов из России. В «Роковых яйцах» Булгакова, по мотивам наполеоновского нашествия и как бы в предвосхищение событий 1941 г., тоже говорится об угрозе с Запада. И вновь, как в 1812 и 1941 годах, наступление идёт по Смоленской и Можайской дороге. Только наступает не армия людей, но сонмище, легион «бесов» – гигантских рептилий. Эту демонскую силу и останавливает «морозный бог», поскольку человеческих сил здесь оказывается недостаточно.
