У Лосева была такая логика.

1917 год был годом левой идеи. Левая идея - это отрицание иерархии. Скинуть и по возможности убить царя, помещиков, генералов, адмиралов, епископов. Власть в армии - солдатским комитетам, власть на селе - крестьянской бедноте, власть на заводах - рабочим комитетам.

И всё рухнуло, всё встало.

В итоге в 1918 года немцы и проч. легко побили и разогнали всех этих левых. Как писал Шульгин, те революционные матросы, которые не хотели кланяться русским офицерам и царю, теперь кланялись немецким офицерам и кайзеру. Это на западе. А на юге, севере и востоке регулярные белые армии из офицеров и казаков, несмотря на свою карликовость, успешно били неуправляемые толпы красных. Били до тех пор, пока красные сами не побелели. Пока они не завели свою диктатуру, свою армию и жесткую дисциплину, свою полицию и ЧК. Как только красные перестали отрицать любое государство и любую иерархию (как они делали в 1917 г.), а создали свое государство, армию и иерархию (к 1920 г.), то это были уже правые, монархические по сути ценности.

Потому и Шульгин говорил, что белые начинали воевать и выигрывали у армии разложенцев, где не было никакой дисциплины, а только "солдатские комитеты". А закончили воевать уже с такой Красной армией, которая была устроена строго по белому образцу. С той Красной армией, которая в 1921 г. расстреляла в Кронштадте тех самых анархистских и эсеровских матросов, которые до последнего стояли за левацкие лозунги 1917 года.

Об этом и Лосев. Пулемет и диктатура - это уже монархизм. Социал-монархизм. А не левачество в духе 1917 года с его "Долой смертную казнь".