Культурный фашизм Говарда Филлипса Лавкрафта
Для многих поклонников Говарда Филлипса Лавкрафта самыми ужасными вещами, вышедшими из-под пера, стали не истории о Ктулху, но его высказывания о политике. Однако, как я надеюсь продемонстрировать, убеждения этого мастера смутного, иррационального метафизического ужаса имеют под собой чёткое обоснование в реальности и вполне разумны.
Лавкрафт, как и многие писатели, кто примкнул к правому или левому политическому крылу в начале 20 века, был обеспокоен воздействием капитализма и технологического прогресса на общество и культуру. Экономическое упрощенчество капитализма было попросту скопировано марксизмом, ведь обе идеологии являются эманациями одного и того же современного материалистского духа времени.
Начиная с конца 19 века, растущее недовольство материализмом вело к поискам альтернативного вида общества, в том числе альтернативных основ для социализма. Этот поиск занял умы лидирующих мыслителей-социалистов Европы, таких как Жорж Сорель. То, что возникло в начале 20 века называли «нео-социализмом» либо «планизмом», виднейшими представителями которого являлись Марсель Деа во Франции и Хендрик де Ман в Бельгии. В дальнейшем неосоциализм оказал влияние на подъём фашизма.
Неосоциалисты, в основном, были озабочены тем, что изобилие материальных благ и свободного времени, обещанные социализмом, приведут к упадку и банальности, если только социализм не примет иерархическое видение культуры и образования.
Эта проблема оказалась в центре внимания Оскара Уайльда в эссе «Душа человека при социализме», которое рассматривает индивидуалистический социализм. Данная разновидность призвана освободить человечество от экономической необходимости приспособления к окружающей действительности, а так же высшей культурной и духовной деятельности, даже если она бы представляла собой лишь созерцание космоса.
Такие размышления нельзя отвергать как изнеженный дендизм. Они были разделены новозеландским политиком-лейбористом времён Великой депрессии Джоном А. Ли, лишившимся руки героем Первой мировой войны, который более других пытался давить на лейбористское правительство 1935 года, заставляя его следовать своим предвыборным обещаниям относительно банковских и государственных кредитов. По его же словам:
«Джо Сэвидж… видит социализм как груду справедливо разделяемых товаров и столь же справедливо разделяемого труда. Я уверен, он никогда не задумывался о социализме как о возможности поиграть в футбол, позагорать на пляже, станцевать фокстрот, полежать под деревом, потерять голову от стихов, аромата цветов, получить удовольствие от чтения романа и трепетать от музыки».
Ли рассматривал социализм не направленный на «груду справедливо разделяемых товаров и столь же справедливо разделяемого труда» как на самоцель, но как на средство достижения более высоких уровней бытия.
Эта неосоциалистическая обеспокоенность так же разделялась фашистами и национал-социалистами. Борьба с расслабляющими и уравнивающими эффектами благосостояния и избытка свободного времени, влияние на нравы и вкусы масс было целями «Дополаворо» (Национальный клуб отдыха) в фашистской Италии и «Сила через радость» в Национал-социалистической Германии.
Может показаться маловероятным, что Лавкрафт был осведомлён об этом идеологическом смятении в европейском социализме, но, тем не менее, он пришёл к схожим выводам в некоторых ключевых областях.
Лавкрафт, подобно другим писателям отвергнувшим марксизм, считал и демократию и коммунизм «ложным путём для западной цивилизации». Вместо этого, он отдавал предпочтение:
«…нечто вроде фашизма который, помогая опасным массам за счёт излишне богатых, тем не менее сохраняет основы традиционной цивилизации и вкладывает политическую власть в руки малого и развитого (но не слишком богатого) правящего класса, в основном наследственного, но подлежащего постепенному увеличению за счёт других индивидуумов, достигших их культурного уровня.»
Лавкрафт опасался, что социализм, как и капитализм, проложит путь к всеобщей пролетаризации и, как следствие, нивелированию культуры. Вместо этого он предлагал полную занятость и укорачивание рабочего дня за счёт механизации, под культурным руководством аристократического социал-фашистского режима.
Здесь мы опять сталкиваемся с поистине провидческим мышлением Лавкрафта, во многом схожим с частью нового экономического мышления того времени. В Англии, газета фабианских социалистов «Новая эра», главным редактором которой был Альфред Ричард Оридж, стала площадкой для дискуссий о теории «Социального кредита» Клиффорда Дугласа, предложенная как альтернатива долговой финансовой системе. Она предполагала выдачу «социального кредита» всем гражданам посредством «национальных дивидендов» позволяющих потреблять стоимость товара полностью. Они так же ставили своей целью содействие механизации, что помогло бы снизить время рабочего дня и увеличить досуг, наличие которого, по их мнению, будет способствовать расцвету культуры. (Эти идеи вновь стали актуальны, так как восьмичасовой рабочий день, за который давно боролось трудовое движение, был настоящей редкостью.)
И Эзра Паунд и новозеландский поэт Рекс Фэйрбёрн были сторонниками идей социального кредитования, так как они расценивали его как наилучшую экономическую систему для развития искусства и культуры.
Лавкрафта беспокоило исчезновение предпосылок для развития общества, поэтому он выступал за ограничение накопления огромного благосостояния, в то же время признавая необходимость сохранения разницы в величине оплаты труда на основе заслуг. Его заботило устранение «коммерческих олигархов», что, с практической точки зрения, было целью сторонников социального кредитования от неосоциалистов.
Утверждая, что основной целью нации должно стать развитие высоких эстетических и интеллектуальных стандартов, Лавкрафт подчёркивал, что такое общество должно базироваться на традиционной общественной структуре «порядка, мужества и стойкости». Он определял нацию как общественный организм посвящённый «высокой цели» и поддерживаемый упомянутым выше нравственным обликом.
Лавкрафт считал, что иерархический порядок лучше всего подходящий практическим вопросам нового механизированного времени есть «фашистский порядок». «Движущая сила спроса и предложения» заменит собой движущую силу прибыли в управляемой государством экономике, которая поможет уменьшить рабочий день и увеличить досуг. Таким образом, гражданин получит возможность расти культурно и интеллектуально настолько высоко, насколько позволяют его врождённые способности, «так что этот досуг будет гораздо более культурным, нежели у тех дурней, что шляются в кино, на танцы и в бассейн».
Лавкрафт был против всеобщего избирательного права. Он выступал за нео-аристократию или меритократию, с «жёсткими ограничениями» для голосующих и претендентов на государственную должность. Технологическая цивилизация превратила всеобщее избирательное право в «издевательство и насмешку». Он писал что, «народ обычно недостаточно сообразителен, чтобы управлять технологической цивилизацией эффективно». Этот анти-демократический принцип Говард считал истинным в независимости от социальной и экономической позиции избирателя, будь он чернорабочим или учёным.
Неосведомлённые избиратели, на которых и опирается демократия, говорил Лавкрафт: «есть лишь повод для неудержимого смеха». Всеобщее избирательное право означает что неквалифицированные, как правило представляющие некие «скрытые интересы», претенденты получат государственную должность лишь на основании обладания «подвешенным языком» и «популистскими лозунгами».
Упоминая о «скрытых интересах» Лавкрафт демонстрирует понимание олигархической подоплёки демократии. Существующий строй должен быть заменён «рациональным фашистским правительством», где претендент на государственную должность будет обязан пройти тест на знание экономики, истории, социологии и управления бизнесом. Кроме того, каждый, за исключением неассимилированных иностранцев, сможет претендовать на эту должность.
В 1922, спустя год после прихода Муссолини к власти, Лавкрафт напишет: «демократия является ложным божеством — лишь модное словечко и иллюзия низших классов, фантазёров и умирающих цивилизаций». В фашистской Италии он видел «вид властного социального и политического управления, своими поступками наполняющий жизнь смыслом».
По той же причине фашистской Италией восхищался и Эзра Паунд: «Муссолини сказал своему народу, что поэзия необходима государству». И «я не верю, что какая бы то ни было оценка Муссолини будет обоснованной, если только она не начинается с упоминания его страсти к творчеству. Относитесь к нему как к художнику — и всё станет на свои места. Взгляните на него любым другим способом — и вы погрязнете в противоречиях».
Такие личности как Паунд, Маринетти и Лавкрафт рассматривали фашизм как движение, способное успешно подчинить современную технологическую цивилизацию высокому искусству и культуре, освобождая массы от жестокой и грубой поп-культуры.
Лавкрафт считал, что Вселенная равнодушна к человечеству и пришёл к выводу, что единственной целью человеческого существования является достижение всё более высоких уровней умственного и эстетического развития. То, что Сэр Освальд Мосли называл актуализацией к Высшим Формам в своих послевоенных размышлениях, и то, что Ницше называл стремлением к Высшему человеку и Сверхчеловеку, не может быть достигнуто с помощью «низких культурных стандартов недоразвитого большинства. Такая цивилизация бессмысленной работы, потребления, размножения и прожигания жизни не достойна существования». Это лишь одна из форм затяжной смерти, особенно болезненной для культурной элиты.
На Лавкрафта сильнейшим образом повлияли идеи Ницше и Освальда Шпенглера. Он признавал природную, циклическую суть культурного рождения, юности, зрелости, старости и смерти как основу историй о взлётах и падениях цивилизаций. Таким образом, кризис, привнесённый в европейскую цивилизацию веком машин не был уникален. Лавкрафт цитирует «Закат Европы» Шпенглера как подтверждение своих слов о том, что цивилизация достигла «старости».
Говард считал культурный упадок медленным процессом, охватывающим от 500 до 1000 лет. Он искал систему способную преодолеть закон циклического упадка, что и являлось движущей силой фашизма. Лавкрафт верил в возможность восстановления нового «равновесия» в течение 50‒100 лет, он утверждал: «не стоит беспокоиться о цивилизации пока языковая и общекультурные традиции живы». Культурная традиция должна сохраняться превыше и вне экономических изменений.
В 1915 Лавкрафт открывает свой политический журнал «Консерватор», на момент закрытия в 1923 вышло 13 номеров. В центре внимания журнала было отстаивание высоких культурных стандартов, в частности, в области литературы, кроме того он выступал против пацифизма, анархизма и социализма, а поддерживал «умеренный, здоровый милитаризм» и «пан-саксонство», означающее «доминирование английской и родственных рас над меньшими частями человечества».
Как и неосоциалисты в Европе, Лавкрафт враждебно относился к материалистическому пониманию истории, считая такое видение в равной степени буржуазным и марксистским. Он видел коммунизм как идеологию, «уничтожающую желание жить» ради теоретических построений. Отвергая экономический детерминизм в роли главенствующей движущей силы истории, он видел «природных аристократов», поднимающихся из всех слоёв населения вне зависимости от экономического статуса. Целью общества должна стать замена «экономического положения на личное превосходство». Несмотря на провозглашаемую Лавкрафтом оппозицию социализму, данное утверждение, по сути, схоже с «этическим социализмом» выдвинутым Хендриком де Маном, Марселем Деа и другими. Лавкрафт рассматривал фашизм как попытку достижения этой формы аристократии в контексте современного индустриального и технологического общества.
Говард Филлипс видел в погоне за «равенством» разрушительное обоснование для «атавистического бунта» против цивилизации тех, кто далёк от культуры. Схожие мотивы имел и большевизм, и Французская революция, культ «возвращения к природе» Руссо и рационалисты 18 века. Для Лавкрафта было очевидным, что такое же восстание предприняли и «отсталые расы» под предводительством большевиков.
Эти, несомненно, ницшеанские взгляды, больше всего напоминали идеи некогда популярного автора Лотропа Стоддарда, высказанные в книге «Бунт против цивилизации: угроза недочеловека», чьи работы несомненно бы привлекли Лавкрафта, с его обеспокоенностью поддержанием и возрождением цивилизации, а так же отрицание учений уравнивающих людей.
Хотя Лавкрафт отвергал эгалитаризм, он не был сторонником тирании, что подавляет массы ради интересов меньшинства. Вместо этого, он рассматривал правление элиты как необходимое средство для достижения высших целей культурной актуализации. Лавкрафт мечтал увидеть возвышение как можно большего количества людей. В равной степени он неприемлел деление на классы как «ошибочное», в независимости исходит ли оно от пролетариата или аристократии. «От классов нужно избавиться либо минимизировать их влияние, официально отрицать их существование». Лавкрафт предлагал заместить классовый конфликт целостным государством, которое бы отражало «основное культурное направление». Между личностью и государством должна существовать двусторонняя лояльность.
К пацифизму же он относился как к «отговорке и идеалистической болтовне». Он провозглашал интернационализм «заблуждением и мифом», а Лигу Наций называл не иначе как «комической оперой». Войны постоянны на протяжении всей истории, и мы должны подготовиться к ним с помощью всеобщей воинской повинности. Исторически война всегда усиляла «единение нации», но механизированная война свела этот процесс на нет. Более того, массовые технологические разрушения Первой мировой войны были широко признаны пагубными. Тем не менее, европейцы, и англо-саксы в частности, должны поддерживать своё превосходство с помощью огневой мощи, ведь для «врага пуля слаще, нежели кнут хозяина». Как бы то ни было, как можно было ожидать от анти-материалиста, Говард Филлипс не признавал типичных причин современных войн, вроде битвы за коммерческое превосходство. «Защита своей собственной земли и существования расы является единственной оправданной целью вооружения».
Лавкрафт считал еврейское присутствие в искусстве ответственным за то, что Фрэнсис Паркер Йоки назвал бы «извращением культуры». Нью Йорк был совершенно «полностью семитизирован» и утратившим «национальную структуру». Семитское влияние на литературу, драматургию, экономику и рекламу создало искусственную культуру и идеологию «совершенно чуждую сильному американскому мировоззрению». Как и Йоки, Лавкрафт рассматривал еврейский вопрос скорее как проблему «противодействующих культурных традиций» нежели расовых различий. Таким образом, евреи, теоретически, могли быть ассимилированы американской культурной традицией. Проблема негров, тем не менее, была скорее биологической и должна быть решена поддерживанием «абсолютного цветного барьера».
Этого краткого очерка, думаю, вполне достаточно, чтобы показать, что Г. Ф. Лавкрафт принадлежит к числу прославленных творческих гениев 20-го века, наравне с Уильямом Батлером Йейтсом, Эзрой Паундом, Дэвидом Гербертом Лоуренсом, Кнутом Гамсуном, Генри Уильямсоном, Уиндемом Льюисом и Юкио Мисимой, чьё отрицание материализма, эгалитаризма и культурного упадка, привело к поиску жизнеспособной, иерархической альтернативы коммунизму и капитализму. Поиску, который привёл их к принятию и использованию прото-фашистских, фашистских и Национал-социалистических идей.
