ПОДКАТЫ К КОТУ – 1
Буду приближаться к усатому-полосатому через пролегомены. Не знаю, сколько их выйдет, но многосерийную детективную историю обещаю.
Прежде, чем перейти непосредственно к слову «кот», задержимся ненадолго в контексте предыдущего поста. А именно, на санскритских словах, выводимых из *lu-, *lwa-, *lwi-.
Индоевропейцы, вне сомнения, соотносили кота с крупными представителями рода кошачьих. Это видно на примере скт. vyāghrāsya «кот» от vyāghra «тигр». То есть кот – букв. «тигренок». Запомним, что нам для кота нужен тигр или лев, снабженные уменьшительными суффиксами. Также скт. bhela «вид мелкого тигра» соотносится с лат. faelēs, fēlēs «кот», от ИЕ *bʰaj-l-. Тут напрашивается и наш сказочный кот-баюн. Наверняка корень *bʰaj- является расширением от *bʰa- «говорить» и означал «мяуканье», которому, как известно, наши предки приписывали общение с невидимым миром, отпугивание бесов и т.п.
В санскрите есть название кота, настолько обыденно разговорное, что слово существует во множестве вариантов, основные из которых: biḍālā, birāla, bilāla, virāla. Очевидно, что слово соотносится с уже знакомым нам скт. vyāla, vyāḍa «хищник, лев, тигр» по тому же принципу «львенок, тигренок > кот» через уменьшительный суффикс -l-. Такой разброс форм, как я считаю, получается от многих вариантов, во-первых, упрощения резонантных кластеров, во-вторых, их диссимиляции, так как в реконструируемой форме *lwilwālā у нас целое нагромождение Л и В. Самое интересное, что основным решением проблемы здесь оказывается тот же метод, что и в латыни – начальный кластер *lw- превратить в b (для индоиранских b без придыхания в начале слова - такая же аномалия, как и для латыни).
Переносимся на другую сторону ИЕ ойкумены – в литовский. Там у нас есть чудное слово vilpišỹs «дикая кошка». Обычно это слово впихивают в волчье-лисью стаю, потому что оно очень уж смахивает на vil̃kas и lãpė. Грустная литовская сказка получается: поженились vil̃kas волк + lãpė лиса = получилась у них vilpišỹs… Я решительно предлагаю вернуть литовскую кошку в семейство кошачьих, так как это слово соотносится именно с biḍālā, birāla, bilāla, virāla. В литовском начальный кластер упростился до v-, а межвокальный из *-lw- превратился в -lp- (может даже под влиянием той же мачехи-лисы). А уменьшительный суффикс тут другой, конечно же. Почему индоарии тем же *-ḱ- не воспользовались, а решили к уже имевшимся двум Л еще третью прикошачить? Может, опять же лиса виновата? В этом случае, наоборот, чтобы не быть похожим на лису, за которой этот суффикс в санскрите закреплен: lopā-ś-á. В одном случае – ассимиляция, в другом – диссимиляция: это две оси морфологии и семантики, вторящие анализу и синтезу более высокого уровня.
Завершу этот эпизод в том же литовском – моим вариантом этимологии литовского медведя. Официальная версия такова, что лит. lokỹs является табуированным эпитетом типа «волосатый», сродни нашему «мёдо-ед». Я теперь считаю, что балтские племена, достаточно удаленные от ареала льва, перенесли ярлык «Зверя» на другого крупного хищника. Таковым «царем зверей» на севере является именно медведь. Вспомним тохарское lu «зверь» и обратим внимание на форму множественного числа lwā(k) (а также такие примеры как соба-к-а и грч. skula-k-s), и у нас без труда восстановится цепочка *lwāk- «зверюка» > лит. lokỹs «медведь». Т.е. "львяка". Очевидно, в варианте перед передним гласным *lwi- в литовском выпадает Л, а перед задним *lwa- выпадает В. Попробуйте сами произнести «лва, лво, лву» - В естественным образом отходит на задний план. Наконец, тот же финт проделали германцы: есть версия, что грм. *berô происходит от *gwjer- «зверь», а трактовка «бурый» - это такое же позднее наложение народной этимологии, как «волосатый» lokỹs.