"— Ольга, почти для всех журналистов, пишущих о религии, с кем мы уже беседовали, путь начинался с пути к Церкви, с открытия веры. Ваш путь начинается с обратной стороны, пути из Церкви. Что произошло?

— Стресс от трех лет обучения в православной гимназии явно свидетельствовал о том, что я в принципе больше никогда не буду в лоне Русской Православной Церкви. К седьмому классу православная гимназия для меня стала лагерем Аль-Каиды. Единственный из всех моих знакомых, кто сел в тюрьму, был выпускник православной гимназии — за то, что избил негритенка до полусмерти. Я решила: для меня есть Церковь, где есть таинства, есть вера, которую мы исповедуем, и слава Богу, а все, что связано с официальной Церковью по адресу: Чистый переулок, дом 5 — для меня закрытая история.

Это было почти в шаге от протестантства: «Бог в себе» и все такое. Родители мои работали на радиостанции «София», и мне казалось: какие распрекрасные католики, как хотят с нами дружить, а мы — вредные упыри, в этих своих платках, с грязными волосами, с этими детьми, вечно немытые… Наверно, меня спасли только два-три настоящих священника, благодаря общению с которыми я поняла, что безумие православной гимназии (в которой мальчика при всех отчитали и отчислили за бутерброд с сыром во время Великого поста, учили, что холодильник дома — это грех, потому что забота о завтрашнем дне, телевизор — это черт с рогами) — это еще не вся Церковь."

Информационное агентство Церкви

— Почему же тогда именно религиозная журналистика, если такая трудная история взаимоотношений?

— Я мечтала заниматься культурой, театром. Церковью я заниматься не хотела совсем и более того в большинстве случаев скрывала от своих одноклассников крестик.

Но человек хочет, а Бог хохочет — по старой поговорке. Был у меня друг по фамилии Морозов — сын Саши Морозова. И он мне сказал: «Послушай, Любимова, надо срочно зарабатывать денег. Ты соображаешь про православных, я ничего не соображаю. Там денег практически не платят, но поскольку у нас их вообще нет, то чуть-чуть — всегда больше, чем ничего». Я говорю: «Отлично!»

Мы с Морозовым пришли в Информационное агентство Русской Православной Церкви. Я очень серьезно подготовилась — надела длинную юбку (а я ненавижу длинные юбки, потому что я с пятого по седьмой класс в них ходила). Правда не стала надевать платок (решила, что это перебор: если потребуют носить в «Останкино» платок, то я ни за какие деньги не буду работать), и это меня спасло, потому что иначе я бы никогда не пересеклась с теми людьми, с которыми я пересеклась. А меня поразили те люди, которые мне встретились. Правда. Господь управил.

Патриарх

— И произошло переосмысление?

— Далеко еще до переосмысления. Помню очень важный разговор с Андреем Писаревым. Это такой мой «папа в профессии»: всю жизнь чудовищно меня гнобил за любую провинность, но при этом, как мне кажется, очень любил и приветствовал. И похвала от него до сих пор очень важна для меня.

Так вот. Сел он как-то со мной разговаривать: «Как ты относишься к Патриарху?» Я говорю: «Ну как, конечно, плохо!» Я же либерально мыслящая православная. Я считаю, что это сборище людей, клерикалов, зануд, которые занимаются неживой Церковью. Бог есть любовь, а они занимаются каким-то перебиранием бумажек… Тогда появилась социальная концепция Русской Православной Церкви, от которой я была в ужасе: почему толпа монахов разбирается в средствах контрацепции? Кому из мирян она может пригодиться, а тем более кому из невоцерковленных когда понадобится?

Так вот, «плохо я отношусь к Патриарху — он неяркий, он не говорит»…

И по-настоящему мое отношение к Святейшему изменилось, только когда мы брали у него одно из последних его интервью. Последнее он дал моему мужу Жене Баранову. А мы его писали на Пасху. И я увидела одинокого, трогательного, мудрого старца, который не любил говорить, который не любил публичность и суету. А больше всего на свете любил Божественную литургию. Любил служить.

Моя попсовость и поверхностность, то, что я балалайка ходячая, не позволили мне разглядеть этого раньше. И слава Богу, что такое переосмысление произошло до смерти Святейшего.

— Не испортили?

— Писарев на текст смотрит и говорит: «Что это за бред? Где тебя взяли? Живая девка, тебе 20 лет, у тебя глаз горит, сигарета за ухом, куча друзей. Откуда у тебя это все? Фразу „девочки поют на клиросе“ я должен слышать последний раз в своей жизни. Это все, чтобы зрителя отвернуть вообще от Православия навсегда! Да ты как Лидия Чарская. Хочешь сделать живой сюжет — покажи, как дети играют в футбол. Покажи батюшку, не машущего кадилом, а как он с ними носится и в кружке „исторические реконструкции“ мечи древнерусские выпиливает. Ты же молодая! Ну ладно мне выбивать из старых дураков это нужно, но откуда у тебя это ханжество?!»

Я сижу такая мрачная и говорю: «Я вообще этим православием не хотела заниматься. Это искушение. Видеть это все изнутри не хочу».

Вот тогда Писарев мне и сказал: «Ты должна понимать одну простую вещь. Если ты научишься делать материалы про Православие интересно, ты можешь дальше работать, где хочешь. Потому что сделать интересно про Православие — это высший пилотаж. Немного абстрагировано, немного светски, но не вульгарно, при этом интересно, это должно быть написано хорошим русским языком, с хорошим чувством юмора, говоря про суть картинкой и людьми. И самое главное — это должно быть безукоризненно снято!» Вот этому меня и научили.

Помню, что мой друг Саша Морозов-младший бегал и орал про Рождество: «Я не могу делать новость, которой две тысячи лет»! И Писарев орал на него в ответ, что если ты сделаешь новостью новость, которой две тысячи лет, ты — победитель.

Тогда появились бесконечные поездки. То, что я очень люблю и считаю, очень плохо и мало сделано — православная археология, православное «Gео». Только правильное такое «Gео».

— А привести примеры неправильного?

— Я считаю, что очень неправильно и плохо подано Дивеево. Если можно было Дивеево дискредитировать и нанести некий репутационный ущерб фантастической православной обители, это было сделано руками нас — православных журналистов. Можно сколько угодно грешить на тех, у которых семь явлений Божьей Матери в день происходит в голове, но основная ответственность — наша.

Другая история — когда худшее берется и вытаскивается в качестве жареного факта. В этом плане мы несем ответственность больше, чем телекомпания «НТВ» и «Рен ТВ» или «Эхо Москвы». Это мы должны показать все так, чтобы люди сказали: да они нормальные эти православные, они не зулусы, они не занимаются решением исключительно демографического кризиса. Это не ортодоксальное гетто. Это люди, с которыми проще, потому что они в самом лучшем смысле слова предсказуемы. Потому что у них действительно есть свои опоры в жизни и представление о добре и зле в прямом смысле этого слова.

Мы этим занимаемся давно. Жалко, возможности не всегда совпадают с желаниями. У нас тогда, в 2001 году, пришла фантастическая команда — как раз разваливалась телекомпания «ВИD», очень много людей пришло с ТВ-6, люди в основном были РГГУшные, очень умненькие.

— А если говорить о программах, где ничего другого не показать — например трансляция богослужений?

— Трансляции богослужений… Это изначально немного другой проект. Я знаю, что многие сейчас даже в среде православных журналистов их очень критикуют. Я считаю, что это один из серьезнейших, важнейших и уникальнейших православных проектов в СМИ. Трансляция Пасхи и Рождества — для тех, кто не может быть в храме. Болен, стар, что-то случилось. И тогда благодаря трансляциям появляется возможность услышать и увидеть богослужение.

Но и трансляцию нужно провести не абы как. Во-первых, этого не позволят федеральные каналы, которые уже привыкли к совершенно определенному качеству картинки, графики. А во-вторых, люди, которые изначально затевали православные трансляции — Андрей Писарев, Владимир Желонкин, Елена Филатова, Николай Державин, Елена Писарева и позже Алексей Светозарский — хотели сделать стопроцентно качественный телевизионный продукт. Поясню: режиссер трансляции богослужений — Бутовский — это режиссер прямой трансляции конкурса Евровидения в Москве. Это высший пилотаж. Ребята-операторы — это костяк останкинский, который снимает все самые известные шоу. Это должно быть так. Простому зрителю незаметно, как виртуозно выставлен свет оператором-постановщиком Владимиром Брежневым. Да! В храме Христа Спасителя стоит профессиональный студийный свет. И зритель этого никогда не увидит. Зритель увидит очень красиво снятое торжественное богослужение. И зритель никогда не узнает, что оно снято шестнадцатью (!!!) камерами, одна из которых по благословению Святейшего Патриарха Кирилла допущена даже в алтарь.

Трансляция богослужения — это не трансляция футбольная и не Евровидение: динамики меньше, одежды яркие и красивые, но все-таки смена действия — минимальна. И от режиссера полностью зависит, как показать службу. От комментатора (как правило, это Николай Державин или Алексей Светозарский) — как рассказать и объяснить, что же сейчас происходит по ходу службы. Многие, годами ходящие в храм люди, только из трансляций узнают о том, что происходит на херувимской или во время евхаристического канона.

Также мы сотрудничали в свое время с Фондом Андрея Первозванного, когда они только начинали свои трансляции Благодатного огня. Важно было, чтобы сюжеты между трансляциями, когда ничего по действию решительного не происходит, делало Информационное агентство Русской Православной церкви, а не НТВшные корреспонденты. Чтобы схождение Благодатного огня и сама атмосфера, царящая на Страстной седмице в Иерусалиме, не была преподнесена как некое празднество аборигенов, дикарей. Мы делали материалы и о русских в Палестине, и о Страстной седмице…

А вот "Русский Взгляд" Демидова я как раз и помню. Еще в первой половине нулевых когда девяностые только-только окончились и патриотическое телевидение только-только проклюнулось. Первопроходцев было трое-будущий изборянин Леонтьев(программа "Однако") пушковский "Пост Скриптум"(я так понял Пушков сейчас уже оффициальное лицо в путинской системе) и "Русский Взгляд" Демидова. Он потом потопил себя в МГЕР и напрасно. Все эти МГЕР и нашистов-якеменковцев уже никто и не вспоминает. А вот программы эти я помню.

— По сути, в «Русском взгляде» вы с нуля создавали новый формат?

— Мы совершенно не понимали, как это делать, очень много было ошибок. Выручало простое желание делать. «Русский взгляд» начинался как воскресный тележурнал, который вел Демидов, Лена Писарева была корреспондентом, я шеф-редактором. «Русский дом» А. Крутова закончился, Крутов ушел в Государственную Думу и не мог как депутат больше вести программу. Мы взяли лучших персонажей из «Русского дома».

Так в нашу редакционную жизнь ворвался Егорцев. Саша Егорцев — это наш все. Совесть православной журналистики. Он — боец. Увидит, что бьют, он вечно лезет, спасает кого-то там… Вечно ему камеру разбивали. Он проковырял мне голову милиционерами из города Долгопрудного, которые борются с дагестанцами-наркоторговцами, я кричала, что это кошмар, что он превращает «Русский взгляд» в криминальную хронику, сводку.
— Не пускали в эфир?

— Так ведь Егорцев же бился. Он слал анонимки от жителей города Долгопрудного с требованиями показать сюжет. Тряс ими везде во всех администрациях, и отпускали этих честных милиционеров, этих двух дядей Степ… Потом цыганский табор они выгоняли, с какими-то героинщиками боролись. В общем, он все время в процессе. Мистер Питкин в тылу врага с красными ушами.

Егорцев периодически попадал под статью, которая могла лишить наш канал лицензии на вещание. И очень правильно Министерство информации сделало бы, потому что нельзя сравнивать кришнаитов с фашистами. Он приходит, у него текст, и он сыпет определениями «фашистская организация». И я ему так мягко говорю: «Саш, ты заканчивай с этими формулировочками, потому что программу в результате точно закроют, тебя точно выгонят. Канал схлопочет замечание министерства. Если ты хочешь показать, что кто-то фашист, то покажи картинкой, докажи это, не надо это произносить».

Перед эфиром с утра мы собирались, и Писареву, Желонкину и Демидову я показывала все сюжеты. И вот в том месте, где раньше звучало слово «фашистское», появляется черно-белая картинка, и марширует фашистский строй.

Писарев поворачивается и говорит: «У тебя вообще все мозги ушли в молоко твое, ты совсем ненормальная?» Я — на Егорцева: «Ты что меня под статью подводишь?» А он говорит: «Ну ты же просила фашистскую картинку показать!» А ведь это очень быстрый судебный процесс, юридическому отделу канала можно просто не дергаться, если такое дать в эфир…

— Легко было влиться в команду?

— Меня, в принципе, непонятно как взяли: в 22 года шеф-редактором итогово-аналитической программы метрового канала. Я на тот момент не очень понимала в политике, для меня Дугин, Нарочницкая и Миша Леонтьев — это максимум того, что я могла себе представить в качестве экспертов. Проблема Прибалтики, Приднестровья, Балканский кризис, Ближневосточный кризис — это все, что валится на голову 22-летнему персонажу. Я еще и родила тогда, так что вообще все, что нужно для полной картины.

— Хорошо, а что снимали, если не «девочки поют на клиросе»?

— В какой-то момент мы шагали в истории совершенно не телевизионные. Например, Иван Иванович Демидов придумал рубрику и говорит: «Я хочу проповедь. Я хочу, чтобы каждое воскресенье ехала камера, мы красиво снимали с двух точек священника, я хочу проповедь».

Я говорю: «Иван Иванович, какую по телевизору проповедь? Вы что, издеваетесь? В храме люди стоят, разглядывают трещинки на потолке, ждут, когда все это кончится, хочется причаститься. А мы опять им в три часа дня эту проповедь». — «Я хочу проповедь две с половиной минуты». Ну ладно, хозяин — барин. Обозлилась.
Мой комментарий.
Это его проект и был. Демидова.

Максим Козлов-редактор журнала "Фома". Когда я свой диплом по исихазму писал этот журнал уже был. Его издавала домовая церковь МГУ. Козлов там был протоиереем.

А я и в храмы Москвы ездил когда диплом писал. Искал жития симоновских исихастов Павла и Арсения. Катал из Исторички. От метро "Китай-Город" по прямой до "Пролетарской" и дальше на 299-ом или 608-ом в сторону "Автозаводской". Библиотека Симонова Монастыря с Татьяной Федоровной была среди его руин. На четвертом курсе меня на архивную практику в Центральный Исторический Архив Москвы направили там была папка монастырей Москвы и в ней-Симонов так я эти жития и нашел. А вот на втором-третьем курсах да катался. По 2000-ому-2001-ому гг. помню храмы Москвы.