Опубликовано его политическое завещание.

Борис Межуев напомнил свою статью о Лимонове 2013 года

Лимонов как воспитатель

Чем вообще можно объяснить такую популярность Лимонова-писателя и Лимонова-политика для молодых поколений? Надо сказать, что Эдуард Вениаминович в обоих своих ипостасях прошел мимо и оставил полностью равнодушными почти всех людей моего возраста, тех, чей период становления и интеллектуального созревания пришелся как раз на эпоху перестройки. Для моих однокашников и сверстников Лимонов — это было что-то очень и очень далекое. На Лимонова ссылались с полным сочувствием наши пожилые преподаватели марксизма-ленинизма, доказывая нам, отступникам от единственно верного учения, что и настоящие диссиденты теперь понимают все величие советского проекта. На нашем курсе в 1991–1992 годах было принято любить стилистически изысканные романы Набокова и немного презирать все, что хоть немного было отягощено политическими страстями. В 1987–1988 годах мы еще открывали для себя всю сладость прежде запрещенной культуры, а в 1990–1992-м многие из нас постигали для себя все те новые возможности, которые принес с собой дикий капитализм. Слова «брокер», «биржа», «кредиты» звучали в нашей среде отнюдь не как ругательные выражения, но как отличительные знаки подлинного взрослого мира настоящих серьезных мужчин. Мало кто сочувствовал новому строю, но мало кто даже в мыслях был готов против него бунтовать. Если уж зашла речь о девочках, то девочки выбирали тогда тех, кто сумел в условиях рыночного беспредела воспользоваться ситуацией и хорошо устроиться в жизни.

В конце концов против этого отвратительного мира первыми бунт подняли отнюдь не молодые люди, но полунищие, полуграмотные старушки и старики, которых повел на первый бой с капитализмом лидер «Трудовой России» Виктор Анпилов. Потом к старушкам стали постепенно присоединяться одетые в военную униформу с нашитой славянской свастикой боевики из «Русского национального единства» Александра Баркашова и других менее известных организаций фашистского толка. Потом, уже в 1992 году, на интеллектуальном небосводе ярко взошла геополитическая звезда Александра Дугина. В это время Лимонов был всего лишь одним — хотя и весьма заметным — из участников борьбы против новых буржуазных порядков. Тогда трудно было предположить, что именно он сделает правильный шаг в этой борьбе, так, чтобы и в свои 70 лет оставаться авторитетной фигурой для 20-летних участников политического протеста.

Лимонов, мне кажется, понял две вещи. Первое — в антикапиталистической борьбе нужно делать ставку на молодежь, тех, кто не может найти себя в новой действительности и вместе с тем ищет какие-то альтернативные способы социализации. Опять же о самом главном — кто не может заработать свой миллион, но тем не менее ищет способ завоевать внимание интересных девочек. Второе — бунт должен носить яркий, стилистически вызывающий, романтический характер и при этом быть и в самом деле бунтом, то есть быть сопряженным с риском, всамделишной опасностью, угрозой для свободы и здоровья. В 1993 году, когда нацбольство только зарождалось, оно казалось романтической игрой на фоне какого-нибудь вполне серьезного «Фронта национального спасения», с одной стороны, и настоящих боевых групп типа Союза офицеров Станислава Терехова — с другой. Ну что могли сделать особо ужасного бывшие панки, поклонники Егора Летова или ребята с плакатами «Сталин, Берия, ГУЛАГ» на фоне ветеранов ГРУ или обстрелянных в Приднестровье бойцов? Но поразительно, как только Верховный Совет был разогнан и расстрелян и его члены подались кто заседать в Думу, кто управлять международными компаниями, кто рулить в Торгово-промышленную палату, а уцелевшие ветераны просто разошлись по домам, — на улице воевать с капитализмом остались фактически только один Лимонов и его молодые соратники.

Мне кажется, вся острота полемики молодых протестантов с Лимоновым отчасти объясняется тем, что лидер НБП — это классический революционер эпохи реакции. Когда протест набирает силу и своим размахом создает всамделишную угрозу, Лимонов и его нацбольство оказывается, увы, никому не нужным. Оно воспринимается каким-то барочным дополнением к и так уже мощной силе, готовой создать действующей власти крупные неприятности. Но как только протест, как модно сегодня говорить, рассасывается и отступает, Лимонов и мобилизованные им ребята вдруг оказываются теми немногими, кто остался на площади, которую давно покинули те, кто еще недавно призывал стоять на ней до конца. В декабре 2011 года о Лимонове действительно все немедленно позабыли, а он предстал перед толпой в странном облике человека, который не хочет по какой-то неведомой причине перейти с одного не разрешенного для протеста места в другое — разрешенное. Но сегодня, когда модные девочки всё в меньшем и меньшем количестве посещают места скопления революционеров, теперь Лимонов вновь становится как никогда авторитетен, а его опыт и талант бесценны для тех, кто хочет остаться и на поле боя, и в поле всеобщего внимания.

И поэтому столь неудобно для многих, что Лимонов оказался в определенном смысле по другую сторону баррикад, что он столь неумолим и категоричен в отношении ребят с Болотной площади, что он не согласен признать их своими политическими наследниками. И в самом деле, когда политическое море окончательно войдет в состояние полного штиля, наверняка как черт из табакерки выпрыгнет некое обновленное НБП с новыми юными героями, готовыми поджечь приемную Минобрнауки или кинуть торт в модного кинорежиссера. И именно из среды этих новых «героев» выйдет очередное поколение политических активистов, технологов, журналистов и дизайнеров. Выйдет совсем новый «креативный класс» взамен старого, который в критический момент отступил от своего отца и дал увести себя на Болото.