За пределами текста
Юрий Витальевич Мамлеев, как известно его почитателям, писал не только романы и рассказы, но также и философские эссе. В конце 2012 года французское издательство «L’Age d’Homme» выпустило сборник Мамлеева «Destin de l'être: Suivi de au-delà de l'hindouisme et du bouddhisme», в который вошли две его философские работы - «Судьба Бытия» и «За пределами индуизма и буддизма». Ровно семь лет назад, вскоре после выхода книги, переводчик и издательство обратились ко мне с просьбой написать на неё рецензию. Я согласился, хотя не был уверен в своей способности адекватно выразить некоторые мысли на французском. Рецензия так и не была опубликована (как мне объяснили, качество языка не было тому причиной). Впрочем, я должен признать, что подобного рода рецензия вряд ли может улучшить продажи издания; но написать нечто само собой разумеющееся или примитивно-хвалебное я не в состоянии в силу натуры. Ниже следует русский перевод упомянутой рецензии.
Когда мы приступаем к чтению литературного произведения, научной статьи или книжной рецензии, мы настраиваем наше восприятие в соответствии с типологией текста, и не удивляемся, что события, описанные в одном из них являеются невероятными, что другой текст менее приятен для чтения, чем аспирин для желудка, и что в третьем речь идёт о некоем другом тексте. Однако, включив себя как читателя в перспективу рассмотрения (а также постаравшись забыть слово «постмодернизм»), мы увидим, что упомянутые различия иллюзорны – степень правдоподобия описаний определяется нашим весьма ограниченным опытом, «научый язык» - лишь фиговый листок, за которым прячется косноязычие автора, а текст, особенно талантливый, являет собой гораздо более существенный объект рассмотрения, чем «научные факты», многие из которых оказываются ошибкой наблюдателя. Если же мы сделаем ещё одно усилие, и вспомним, что слово Реальность означает «то, что есть», а значит, относится к абсолюту, а не к феноменам существования, то нам придётся признать, что все тексты не только имеют единую природу, но в перспективе единой Реальности отличаются от феноменов и объектов, кои описывают, лишь условно, поскольку вместе с этими феноменами и объектами они составляют тело иллюзии, или пространственно-временной континуум.
Юрий Мамлеев, автор замечательных романов, также является автором философских работ, несколько из которых были недавно опубликованы в издтельстве L’Age d’Homme. Современная академическая рутина приучила нас читать философские произведения «изнутри», воспринимая их в рамках школы, научного направления, исторической перспективы, вне каковых они в большинстве своём непонятны, или же имеют весьма незначительную ценность по сравнению с усилиями, затраченными на понимание. Если же мы попробуем подойти к философским работам Мамлеева иначе, взглянуть на них извне, в перспективе, выходящей за пределы текста, как на артефакт, говорящий нам то, что мы способны в нём увидеть, а не то, что в нём «содержится» с точки зрения текста, нам откроется весьма интересная картина, представляющая сказанное автором в большем числе измерений, чем плоскость страницы.
Во вступлении к работе «Судьба бытия» автор говорит, что «Россия имеет свою собственную глубочайшую сущность, отличающую её как от Востока, так я в особенности от Запада» (стр. 15). Речь идёт о том, что можно условно назвать «третьим путём»; подтверждением истинности этого утверждения служит сама книга Мамлеева. Рациональность требует поместить этот путь между Востоком и Западом, однако Реальность не позволяет это сделать, потому что для этих путей нет никакого «между» - нет светила между солнцем и луной, нет центра между сердцем и головой. «Третий путь» не есть путь в позитивном понимании. Русский человек идёт одной ногой на Востоке, другой на Западе, разрываясь межу путями; Россия – это разрыв, провал, бездна, а совсем не мост, как гласит привычная банальность.
Рациональный ум западной цивилизации принуждает автора охватить предмет его исследования, проанализировать его (то есть разрезать на части), и склеить из кусков куклу научной репрезентации; такова особенность мозга и связанного с ним интеллекта. Совершенно очевидно, что это приложимо (притом лишь в определённой степени) только к феноменам проявленного мира, но бесполезно, если рассмотрение касается метафизики, поскольку во-первых рациональный интелект слишком мал, чтобы охватить метафизическое, и во-вторых потому что рациональный дискурс непригоден для его представления. Проблема вербальной передачи метафизических положений заложена в самом характере рационального дискурса, чья природа вторична по отношению к метафизическому, и являет собой лишь частный феномен ума. «Любая попытка создать адекватную реальности метафизическую систему или релевантную онтологию обречена на провал: думая, что мы описываем бытие, мы описываем лишь наши представления о бытии, созданные нашей различающей мыслью, положившей прежде всего субъект—объектную дихотомию как условие эмпирического познания. Вначале мы навешиваем на реальность ярлыки, а потом принимаемся изучать их, принимая их за саму реальность...» (Е. А. Торчинов «Учение о «я» и личности в классическом индийском буддизме»). Восточная культура, следующая примату «сердечного ума», использует любые рациональные построения и дискурс как таковой лишь в качестве вспомогательного инструмента, не доверяя ему в таком тонком деле, как познание Реальности, а единственным адекватным способом репрезентации метафизического признаёт лишь символ. Символ сакрального инициатического языка нельзя прочесть как текст, или «расшифровать» как ребус; его можно только прожить.
В работе «За пределами индуизма и буддизма» Мамлеев делает попытку продемонстрировать ограниченность всякой метафизики вне зависимости от её традиционности и заявить существование некоего «метафизического уровня», превосходящего всё, «что известно человечеству» (стр. 140). Логика развития тезиса вполне соответствует задаче и выполняет её, однако с одной очень важной оговоркой: положения мамлеевской доктрины относятся не к метафизике и не к Традиции, но к их специфически понимаемым вербальным репрезентациям. Иначе говоря, «восточная сторона» русского писателя Мамлеева, осмысливая западное, рациональное и эксплицитное представление понятий и положений традиционной метафизики, естественным образом делает вывод о их ограниченности и несоответствии знанию сердца. При этом «западная сторона» автора, желая исправить эту ошибку, пытается сделать это средствами того же дискурса, что неизбежно ведёт к парадоксальным утверждениям о Реальности «за пределами Абсолюта» и о необходимости трансценденции «полноты», «спокойствия» и «гармонии» пребывания в нём (стр 98). Мамлеев акцентирует идею «вечной трансценденции», каковая действительно необходима путнику, заблудившемуся в бесконечной череде комнат дискурсивного мышления, среди которых нет и не может быть «самой последней комнаты», как бы этого ни желал рациональный ум, и каковая идея в конечном итоге приводит автора к тому, с чем невозможно слияние и отождествление - к бездне, ибо «сфера Бездны — сфера принципиально отличная от всего существующего...» (стр. 99). Включая западные концепции «Абсолюта, «реализации» и «полноты», добавим.
Представленная автором в работе «Судьба Бытия» новая религия, называемая им «утризмом», провозглашая поклонение Я в духе пути бхакти, опирается при этом на «метафизические» положения, кои фактически являются рациональными основаниями. Если вспомнить, что Хатха-йога возникла в качестве «подготовительной ступени» к Раджа-йоге, как метод, апелирующий к телесному и физическому, т.е. тому, что близко и понятно людям новой эпохи прежде, чем они смогут подняться выше, утризм апелирует к обыденной личности как к брахманическому Я в потенции. Провозглашаемые Мамлеевым «любовь к себе» и «поклонение Я» суть ступень к познанию Атмана, на которую способен забраться современный западный человек, вознамерившийся перемахнуть через забор иллюзорного существования. Однако ступень эта сделана из того же материала, что и другие иллюзии по эту сторону границы...
«Древние видели во Вселенной символ, и всё существующее было для них символами...», - отмечает Рене Шваллер. И если мы постараемся сделать то же, и сумеем увидеть в мамлеевской метафизике и феномене «утризма» символ, он поможет нам познать «бездну по ту сторону Абсолюта» западных философских интерпретаций – бездну русской души.
Глеб Бутузов
Торонто, Март 2013
