ВСЕ ПУТИ ВЕДУТ В МОРЕ

Название поста не только аллитерационно обыгрывает крылатую фразу «все пути ведут в Рим», само слово «путь» (ОИЕ *pónt(h)-) некоторыми индоевропейскими народами употреблялось в значении «водные линии сообщения». Греки, как мы знаем, называли Черное море именно этим словом – Понт [Евксинский].

Но сейчас речь пойдет именно о «море» как таковом (ОИЕ *mori). Сколько этимологий не предлагалось этому слову! Самая ходовая – от корня *mer- «умирать» (в море «умирают» реки, в море «умирает» заходящее солнце, туда же – водные захоронения на плотах, ибо акватория – это территория перехода из этого мира в иной), от *mer- «мерцать, моргать» (видимо, от ряби на воде), от *mer-/*mor- в анатолийском значении «исчезать» (притягивая это к отливам, «исчезающим водам»), и так далее. Само собой, в романтический период моих лингвистических штудий я и сам придерживался версии «море» как «смерть». Наверное, эти ассоциации так же побудили ранних индоевропеистов утверждать будто наши предки ой как боялись воды, лужа ладно еще, а вот море – нет-нет-нет. То, что водные пространства исконно были самыми быстрыми линиями коммуникации (это и полноводные глубокие реки, и большие озера, до сих пор именуемые у нас «морями»), как минимум, еще с бронзового века, их как-то не смущало. Мол, да, иногда плавали, но вдоль берега, трясясь от ужаса.

Сейчас, на более серьезной стадии моей индоевропеистики, я могу твердо сказать, что связь с корнем *mer- не приемлема. Аблаут с «е» на «о» означает субстантивированное действие данного глагола или же его результат (ср. рус. «сбор» - это и действие собирания, и результат этого действия). Однако, такая деривация имеет четкую форму - *CoCos (как *domos «строение, дом» < *dem- «строить»), что мы и имеем в русском на примере слова «мор» (ОИЕ *moros). Но «мор» - это не «море», их сходство – лишь поверхностное, но закрепленное в народной памяти внятными ассоциациями. Сама структура слова *mori говорит нам о том, что это – древняя основа на -i, а значит, мы имеем не аблаутную, но исходную форму, с имманентным «o»-вокализмом.
Углубляемся с уровня позднего флективного индоевропейского (ОИЕ) в ранний агглютинативный (АИЕ), и рассматриваем этот ОИЕ корень как композит из двух АИЕ слов. Вторая часть выскакивает сразу – это отлично засвидетельствованное *ɦåri > *hori- (трад. ИЕ *h₃eri-, *h₃ori-, *h₃ri- > *h₃rej-, *h₃roj-) «течь, стремиться, лить, бурлить», то есть мы имеем описание активного водного начала во всех модальностях движения воды, с дальнейшим переносом на прочие аналогичные движения (воздух, физические тела, эмоции и т.п.). Первую же часть композита я постулирую как *ɦåma > *hom- (трад. ИЕ *h₃em-, *h₃om-, *h₃m-) «дикий, сырой, необработанный», то есть мы имеем маркер всецело природного, дикого феномена, еще никак не тронутого окультуриванием, а в худшем случае – вообще не подвластного человеку. В итоге мы получаем АИЕ композит *ɦåma-ɦåri «дикий поток > затопление, потоп, топь».

Рефлексы корня *mori широко представлены по ИЕ континууму:   
АИЕ *ɦåma-ɦǻri > *ɦəmǻri > ОИЕ *(h)mori ~ *(h)mrejs «затопленная пойма, топь > море»

• ПИар. *marja-: скт. maryā́dā «[морской] берег; предел»
• ПИтл. *mari: лат. mare «море». Латинский когнат выбивается из ряда «проверочных диалектов», четко наследующих ИЕ гласные. Факт mare вместо **more обычно объясняется «делабиализацией О в А открытом слоге», но мне этот постулат представляется весьма сомнительным. Моя личная версия будет представлена отдельно ниже.
• ПКлт. *mori «море»: брт. mor, крн. mor, вал. môr; др-ирл. muir > ирл. muir, мэн. mooir; + гал. Aremorica «Бретань». Я бы предположил, что и Brittannia происходит из *mri-t- «морской, приморский», так как во всех западных диалектах наблюдается *mr- > *mbr- > *br-, однако, официальная версия гласит, что там в основе лежит *kʷritanī, *kʷritenī «пикты», откуда вал. Prydyn и др-ирл. Cruthne, Cru(i)then-túath. Контраргументом может служить этноним Ombri > Umbri «умбры», которых латиняне считали кельтского происхождения. Вдобавок, тут мы имеем даже и *h₃ в анлауте, что подтверждает нашу реконструкцию АИЕ композита.
• ПГрм. *mari «море»: гот. marei; др-агл. mere > агл. mere; др-скс. meri > ср-нж-нем. mer; др-вр-нем. meri > нем. Meer; др-скн. marr > исл. mar, фар. marur, дат. mar-, бтн. mara, märi, mara-, mar- 
• ПБлт. *mari, *marjā: лит. mãrios, mãrės «Куршский залив», + жем. «море, Балтийское море»; лтш. mаrе, mar̨a, прс. mary «залив»
• ПСлв. *morjom > *mȍrje: др-рус. море > рус. укр. блр. мо́ре; цр-слв. морѥ > блг. море́, срб-хрв. mȍrjе, слн. mȏrje, morjẹ̑; чеш. mоřе, слц. mоrе, пол. morze, вp-луж. morjo

Теперь рассмотрим когнаты с иной рефлексией, возникшей из другого положения ударения в изначальном композите. Именно за ними мне пришлось погоняться, и я пока не могу сказать, что поиски окончены. Но вот что мы имеем на данном этапе:

АИЕ *ɦǻma-ɦåri > *ɦǻməri > ОИЕ *hom(ə)ri- > *homiros, *(h)miros, *(h)mr̥jos
• ПЭлн. *omiros > *omros: грч. ómbros «шторм, ливень, потоп; вода», мик. o-mi-ri-jo. Это скандально известное греческое слово еще на заре индоевропеистики все пытались кое-как притянуть за уши к ОИЕ *n̥bʰrós «облако, дождь», но это как не получалось, так и не получается по следующим аргументам: «1. ИЕ *bʰ всегда дает грч. pʰ, а не b; 2. вокализация силлабического *n̥ дает грч. а-, an-, но никак не οn-; 3. Морфологически мы имеем совершенно иной контрукт, так как в *n̥bʰrós мы имеем корень в нулевой степени *n̥bʰ- (< *(d)nebʰ- «небо») и суффикс -ró-, всегда ударный, тогда как греческое слово имеет ударение на о, и поэтому безударное -rο- там не суффикс, а часть корня».
Я твердо убежден, что ómbros принадлежит к корню моря: «1. мы имеем микенское слово не совсем ясного значения, но даже таким скептиком как Бекес принимаемое за когнат греческого ómbros; там четко прослеживается -i- от исконной i-основы, которое выпало уже в греческом и вместо него получило эпентезу b, потому что произносить mr у греков не поворачивался язык (ср. ambrosíā < *n̥-mrotjā); 2. слово употребляется часто в поэзии для обозначения «проливного дождя, насылаемого громовержцем Зевсом, сопровождаемого разливом водных пространств»: выходит, сам факт потопа – первичен, а сужение семантики до дождя – вторично; значений «туча, облако» нет вообще».
Итак, мы имеем то самое «проверочное слово», четко указывающее на качество ларингала в анлауте.   
• ? ПИар. *Hmiraș > *miHraș: скт. mīra «море, океан; предел». Это слово вообще игнорируется всеми этимологами – я не нашел его ни в одном этимологическом словаре. Хотя и значение, и ключевые согласные – все подходит под нашу протоформу. Такая метатеза ларингала на позицию после *i имеет место в ИЕ, например: ср. лат. lūridus «землисто-желтый» (< *lojros < *leh₃j-ró-s) и лат. līvidus «иссиня-черный, свинцовый» (< *līwos < *lih₃-wó-s); агл. sloe «тёрн, дикая слива» (< *slajhǭ < *sléh₃j-ko-s) и рус. слива (*slīwa < *(s)lih₃-wó-s). Обратите внимание, что и здесь в процессе задействован ларингал *h₃ (в моей системе *ɦ)
• ? ПГрм. *murjō «болото, топь»: др-скн. mýrr > исл. mýri, швд. myr; +> агл. mire. Это слово обычно относят к постулируемому ПГрм. *miuzijō, от ИЕ *mewsos, *musos «мох». Непростой кейс, так как слово имеется только в скандинавских языках, а вот параллелей развития *mewsos > *mewsjā вообще нигде больше нет, насколько мне известно (*mewsā, *mowsā «муха» - из другой истории). Поэтому я постулирую АИЕ *(h)mr̥jā > ПГрм. *murjō «болото, топь», аналогично др-скн. fyrstr «князь» < ПГрм. *furistaz < ОИЕ *pr̥h₂-istos. 

Это пока все, что я смог нарыть «на дне морском». Думаю, когнаты еще где-то прячутся, нужно искать получше и подольше. Также, возможно, стоит пересмотреть статус лат. imber и арм. amprop – они могут быть прямыми когнатами грч. ómbros.

Наконец, вернемся к странному вокализму в лат. mare. Вот моя версия: я считаю, что этот вокализм напрямую связан с гот. marei «море» (женский род вместо среднего!), лит. mãrios, mãrės (множественное число!), скт. maryā́-dā (длинное «а» тоже указывает то ли на женский, то ли на множественное число среднего рода). Все это дает основания предполагать, что наряду с АИЕ композитом *ɦåma-ɦǻri «дикий поток > течь, топь» (коллективное число) был также его плюративный вариант *ɦåmaħ-ɦǻriħ «дикие потоки» (ħ в моей системе – это трад. ИЕ *h₂, наиболее древний маркер плюратива), который через прогрессивную ассимиляцию дал следующее: *ɦåmaħ-ɦǻriħ > *ɦəmaħħáriħ > ОИЕ *(h)marih (трад. ИЕ *h₃marih₂). Именно древний плюратив *h₃marih₂ по всем правилам дает в ИЕ диалектах и женский род единственного числа (*h₃marih₂ > *marī), и средний род множественного (*h₃marih₂ > *marja). А самое главное, и для латыни, и для славянских находится объяснение странного -е в ауслауте: это ничто иное, как древний плюратив среднего рода на базе основы на -i, который лексикализовался как новое слово среднего рода, но уже единственного числа, пройдя следующую фонетическую мутацию: *h₃marih₂ > *marja > *mare. Это сила семантической инерции – если латынь и славянские образовали единственное число на основе более древнего множественного, то литовский язык деконструировал множественное число уже своими инновациями.