Алексей ИЛЬИНОВ

*LA CROIX - Безконечный Символ Воли*
("Тевтонский Лес" - Краткий опыт поэтико-герметической медитации)

Сергей ЯШИН

ТЕВТОНСКИЙ ЛЕС
Когда шумит тевтонский лес
Он пробуждает память Крови.
Равноконечный в круге Крест
Мы унесли в тевтонский лес,
Как безконечный символ воли.

Под сенью северных дубрав
Мы предстояли пред Распятым.
Рассвет пасхальный был кровав,
Когда под кронами дубрав
Восстали рыцари расплаты.

Рог прозвучал и пробил час,
Что возвестил нам радость Пасхи.
Восстал из мертвых светлый Ас;
И солнце, ярое как Спас,
Невыносимо грело каски.

Шуми, шуми тевтонский лес.
Вещай, как Норна, судьбы строго.
Зондеркомандами СС
Мы покидаем древний лес,
Чтоб безпощадно мстить за Бога.

Иногда случайные (хотя, кто знает сие?) "опечатки" побуждают к неожиданным и оригинальным раздумьям. Так получилось и с моей рецензией на сборник стихотворений и поэм Сергея Яшина "Денди Норда", где были упомянуты пять тематических разделов-циклов вместо надлежащих шести и вводного манифеста. "Опечатка" оказалась весьма символической и знаковой, попахивающей своеобразной "абсурдной конспирологией" в "жанре" известных "адептов" оного.

Если взять за некую символическую, условно говоря, "первооснову" осевой (на мой взгляд) цикл "Денди Норда", то оставшиеся пять ("Vive Dieu Saint A-Mor", "Под Крылом Смерти", "Время Померанцев", "Агартхи", "Северный Телем") как бы вытекают из него и, в то же самое время, вливаясь в него, образуют одно гармоничное, выверенное вплоть до последней буквы, целое, параллельно сплетаясь в немыслимо-удивительные узоры из строчек, четверостиший, рифм, ритмов и смыслов и, наконец, проявляя Das Grosse Geheimnis - нечто потаённое, ранее не замеченное, извлечённое наружу из безчисленных текстовых напластований. "Ложится тайна древняя/Печатью на уста". Таковы "blut und boden" хрупкой магической красоты подлинной, боговдохновенной поэзии, когда буквально каждое стихотворение - это целая Вселенная, чья величественная фрактальность поражает воображение.

Осмелюсь утверждать, что книги Сергея Яшина можно сравнить с железной дланью Духовного Империалиста - Воителя и Господина, замершей в торжественном римском салюте - пятью пальцами, спаянными воедино и вытянутыми к Солнцу Истины, сжигающему дотла тепловатый сентябрьский зенит. Дланью, трансформирующейся через какую-то долю секунды в налитый металлом кулак, сжимающий рукоять рыцарского Меча или ствол автомата. Или с "равноконечным в круге Крестом" - Кельтским Крестом, где четыре равноудалённые точки вращаются вокруг неподвижного Центра-Полюса, кой есть Альфа и Омега, Жизнь и Смерть, Вечность и Небытие. Кстати, предыдущий сборник поэта "Право на Оружие", изданный в серии "Правый Фронт Искусств", также состоит из пяти разделов, а на его обложке как раз и изображен Кельтский Крест - "безконечный символ воли", унесённый в инициатическую "далёкую тишину" Тевтонского Леса.

Стихотворение Сергея Яшина "Тевтонский Лес", вошедшее в вышеуказанный сборник, таит в себе особый герметический смысл. Даже больше того - это самый настоящий "шифр", предназначенный для тех, в ком пробуждается Память Крови. Когда-то О. В. де Любич Милош заметил, что "Кровь - ближайший родственник огня и света; в той же степени как они, она является результатом мгновенного превращения безтелесного света. Трансформируясь в физический свет, этот свет становится равным образом созидательным движением органического материального пространства (плоти)". Память Крови - это священная металингвистика, нордическая герменевтика, гиперборейский протоязык огненнокрылых ангелов. То, что открывается "опричным зондеркомандам" крестоносных повстанцев, кои отважились разрушить внутри себя Вавилоны заблуждений, страстей и обманов. Тем немногим из нас, кто сегодня стал "опричь", чтобы постичь сей язык великий и запретный.

В античные времена в Тевтонском Лесу суровые варвары, явившиеся из царственных германских дубрав, наголову разгромили пышные победоносные римские легионы Империи, которая однажды, по прошествии долгих и скорбных времён, сгинула, исчезла, поросла долгой травой, дабы вновь проявиться в горнем свете Веры Христовой. И именно потому "рассвет пасхальный был кровав", ибо Империя с присущим нам - ныне живущим неведомо "зачем" и "почему" - равнодушием взирала на крестные муки Сына Божьего и его Апостолов. Отяжелевшая от пыли ветошь пурпурных одеяний цезарей окрасилась драгоценной Кровью Спасителя и обрела исцеляющее Безсмертие, воплотившееся в монограмме Господа Нашего Иисуса Христа - Лабаруме. Руническом Холодном Зерне, из коего был сотворён мiр…

Hagall es kaldastr korna;
Kristr skop heim inn forna.

"Я обручаюсь с Вечностью/Кольцом звенящих вьюг./Во имя этой вечности/Я оставляю Юг". Воистину, настали полынные времена, когда свинцовая горечь обжигает гортань! И ныне последние Рыцари Расплаты - Ярого Спаса Ярые Дети - покидают конформную теплынь проститутки-Гондваны, чья похотливая оккупационная "вечность" очевидна даже для незрячих, и возвращаются домой, на Север (туда, где "благовест молчания"), под спасительную сень Тевтонского Леса, дабы предстать там перед Распятым и дождаться весеннего часа, когда, наконец, протрубит Рог, возвещая "радость Пасхи". Ибо ведаем мы, что "приблизилось Падение Луны".

"Нордическое движение исходит из духа…", - отмечал в своей ключевой работе "Нордическая Идея" видный немецкий мыслитель и расолог Ганс Гюнтер. Дух должно искать в потаённых местах, где всё ещё слышен голос вещей провидицы-Норны, ибо, как сказано у гениального Новалиса - "Духу свойствен покой". Должно искать в незримых притуплённо-заученному взору островках Тевтонского Леса, разбросанных в Преисподней зловонного ора и нойз-безумия похотливых человейников-мегаполисов. Кто знает, быть может могучие вековые дубы, знавшие времена Арминия и Оттона, шумят за ближайшим заплёванным углом, где обычно гниют с раннего утра и вплоть до позднего вечера местные бомжи и окончательно спившиеся "люмпен-пролетарии", утратившие людской облик? Главное, заметить и понять намёк. В листовке ли, пропагандистском плакате, смелом граффити или в изумительном стихотворении, случайно прочитанном на обрывке грязной скомканной газеты… И ощутить прохладное утреннее дыхание чего-то нездешнего, полузабытого, родного…

Я уловлю в полях моих родных
Ту нежность что смягчает вёсен холод.
И ветер снова будет свеж и молод.
Я буду слушать песни дней былых.

Найду разгадку тайны древних рун
Вновь полюбив скупую строгость линий.
И Юга блеск растает в дымке синей
Померкнет чудо царственных лагун.

Стефан ГЕОРГЕ

Тевтонский Лес - это своего рода Мюрквид из чарующих воинственных песен "Старшей Эдды" - отдалённая дремучая заповедная чащоба на окраине Ойкумены, за которой начинается враждебное окружение, именуемое Утгард - "то, что вне ограды". То, что подобно лавкрафтовскому божеству Ктулху опутало сознание тугими удавками-щупальцами и превратило его в вязкое смрадное желе, смертельно страшащееся стремительных солнечных копий, ибо "Солнце, ярое как Спас" благословило стальные каски воскресших "опричных зондеркоманд", словно сошедших с оживших аскетических чёрно-белых гравюр "нового Дюрера" - замечательного художника-графика Георга фон Лангевейде*.

"Поэты Битвы Мiровой, Бойцы за Честь и Постоянство" возвращаются, чтобы "безпощадно мстить за Бога". "Мы возвратимся, отомстив,/По праву нашего господства".

Ибо ведаем мы - грядёт Финальная Третья Реконкиста и Триумф Рыцарей Расплаты под чёрно-бело-алым стягом, кои не дрогнут и нанесут Змию "рану от меча" (Апок. 13,3; 13,14)!

Куда уходим мы? - Всегда домой (НОВАЛИС)