Перечитываю «Мастера и Маргариту» и диву даюсь. Когда Мастер рассказывает Ивану Бездомному историю своего знакомства с Маргаритой, тот, естественно, интересуется, почему Мастер, внезапно исчезнувший из Арбатского подвала, не дал своей возлюбленной знать, где его искать. На что Мастер отвечает: «Перед нею легло бы письмо из сумасшедшего дома. Разве можно посылать письма, имея такой адрес? Душевнобольной? Вы шутите, мой друг! Нет, сделать ее несчастной? На это я не способен». И чуть позже добавляет: «Бедная женщина. Впрочем, у меня есть надежда, что она забыла меня!» То есть, это она от счастья круглыми сутками претерпевает немыслимые муки, даже не зная, жив ли человек, которого она любит больше жизни? Какой беспредельный эгоизм в этом нелепом жесте – якобы оградить любимую женщину от несчастья. Просто исчез. Без следа. Без единой весточки. Надежда, что она меня забыла. Если бы!

Пока он с комфортом отсиживался в психиатрической клинике, решаясь, разве что, на ночные вылазки к Бездомному, Маргарита вступила в союз с Сатаной, чтобы найти это безвольное существо. Я просто на миг представила себе, что на момент их знакомства в браке состояла бы не Маргарита, а Мастер. Подумать страшно, что было б, если бы к уже имеющемуся безволию прибавить балласт в виде семейных обязательств, родственников, крепко держащих за яйца, навязанного чувства долга и т.д. Мне никогда не нравился Мастер. Более того, я видела в нем коллективный портрет определенного типа мужчин, и задавалась вопросом, почему Маргарита не предпочла ему Воланда.