ЛЕНИН
Ленин сидит в Горках,
Исповедуясь стулу.
Между деревьев высоких
Будущее запнуло–Сь...
С – это тихий шепот
По городам и весям.
Это Григорий Распутин –
Он прекословит бесам.
Встал, до ничто сгоревший,
И подошел ко стулу,
Сел в сапогах нездешних
В звоне птичьего гула.
Видит, как в дыме черном
Обнаружилось сердце –
Ходит Володя бездомный,
Между домов, как в детстве.
Плачет он, плачет, плачет,
Слезы текут рекою
Волгою, не иначе,
К Каспию – синю морю.
“Что ж, Володя, ты ныне
Ляжешь сугробно-белым?
Нетленным в сырой твердыне,
Без упованья и веры?
Видел ты Алексия,
Расстрелянного тобою?
Будущая Россия
Наполнена его кровью.
Нет путей-перекрестков
Ведущих к другим стогнам.
Спаситель путем крестным
Вечно идет по волнам.
Что же ты?” И Ленин
Твердит исповедь снова.
Возможно, цветут сирени,
Возможно, услышано слово.

* * *
Кружит Земля вкруг небесной оси
Что она есть без Святой Руси?
Без ее листопадов, часовен,
Где каждый неволен, в погибели воин.
Брат на брата страшно идет –
Все покрывает солнца заход.
На рассвете росные травы.
Может, будет сей день не кровавый?
Может, спасется сиротка в горсти
Бога? Огни на пути
В сумерках тлеют, сиянье вокзала.
Русь на Голгофе, распята и ала.
Неподалеку стоит Иоанн –
Видит мученья, отверстия ран.
И предрекает из мертвых восстанье:
Спасенье Руси сквозь шумящее пламя.

СКУЧАЮ
Я скучаю, скучаю о Лере,
Ветер метет – темно-желтым, коричнево-красным.
Зрю города, где качают качели –
Вроде малы, а затем укачают в пространство
Тех, кто качается, словно они пролетают
Чередью звезд, что кружат в небосводе.
Лес проредел, в листопаде он тает и тает –
Листья кружат, и Спаситель бытует в природе
Тихо стоит – и стремятся все реки
За горизонт, где прошел Он пречистой, ведущей стопою.
На берегах Вавилонских сидят человеки,
На берегах Вавилонских – единой печальной толпою.
Где-то церквушка стоит, и единые в Вере
Люди стоят и возносят прекрасные гласы.
Я скучаю, очень скучаю о Лере.
В этот текущий и также в дальнейшие часы.

ВЕТЕР
(Памяти Клюева)
«Товарищи, не убивайте, Я - поэт!..»
Николай Клюев

Чуть меньше печаль,
А радости больше:
На этапе сбежал
Ветер в осенней роще.
Битый до синевы,
Яркой небесной сини,
Он посреди листвы
Лег на прозрачный иней.
И гуляет вокруг
Не приученный к воле,
Умываясь из рук
Трав на косогоре.
Падает, еле дыша,
Раненый конвоиром.
Ветреная душа
Отлетает от мира.
И посреди собак,
На пересыльном свете
Будет только сквозняк,
Больше не будет ветер.

БАГРЯНЫЙ КОРАБЛЬ

Я зрю – корабль безымянный
Пронзает лиственные кроны:
Багрянопалубный, стожарный,
Изгибам парусов валторны
Сопутствуют согласным гулом.
Сё странник над юдольным миром
Течет над лисом чернобурым
Над лесом, у реки застылым,
Где сучья ныне многозначны:
То множество дорог и далей,
И завершают отдых дачный
Покаты яблочной печали.
Но кораблиные разлеты
Глубят синеющие долы,
И тыщезвездье ныне – соты;
Обезземеленные пчелы
Стремят пути меж крыш и выше –
Где разлохмаченность созвездий.
Сё горизонт расторгнут свыше,
И озирают вечность дети,
Что поднялись на борт багряный:
Он режет аспидные волны.
Идет корабль безымянный,
Ему сопутствуют валторны.

ПАРУСНИКИ

Мне нравятся старики –
как белые парусники
иссохшего моря
плывущие
по сладковатым волнам
эфира.
Через больницы, рынки,
трамваи, и другие предметы
их осеннего мира,
где солнце мягко и желто.
А небо – как синий залив.
Старики сидят, глядят на него
Выцветшими глазами.
Ветер шевелит
Полы их пиджаков,
А облака уходят волнами
Вдаль
От пятиэтажных
домов.

***
Вот лист осенний – чистое искусство –
Летит и падает, и кружится опять,
Он с сердцем связан – и на сердце грустно.
Нет, не тоскливо, грустно.
Надо взять
С собой сей лист, закаты и трамваи –
Они пройдут сквозь узкие врата.
Пройду ли я? Но я того не знаю,
И лист не пропуск –
Просто красота.

НА СМЕРТЬ ГОРБАЧЕВА

Умер сейчас Горбачев.
Прошлое ныне отходит –
Горбачев, Лигачев
В пепле бескрайнем бродят.
Не повезут его,
Усопшего, на лафете.
Устарело кино,
Его не увидят дети.
В хронике старой стоит
Как эталон фальши.
Помним, всех, кто убит,
Кто обнищал,
И дальше.

31 АВГУСТА

Лужи, закат алеет
Между облачных пятен,
Старик идет по аллее
В сером пальто на вате.
Он садится устало
В желтых полосках света.
От городского вокзала
Поезд торопится в лето.
Драматически-пышно
Сохнут поздние розы.
И в переулке слышно
Как разгораются звезды.
Маленькими костерками
(Протяни руки, погрейся…)
В небе, над облаками,
Где успокоится сердце.

БЕНИТО И НИКОЛАЙ

Бенито и Николай
Встретились на полустанке.
Местность степная, лай
Собак, фонари-подранки
Мигают, вообще темно,
И вдалеке, сквозь ели,
Чуть желтеет окно
Смотрителя.
Их шинели,
Сырые – прошли сквозь дождь,
Тот, что идет в пустыне
Мира сего. И вождь
(Ныне он на латыни
Говорит), – «мой Рим,
Придуманный мной, прекрасный
Истаял – лишь серый дым.
Вижу его ежечасно,
Сердце тоскует мое,
Печалится необозримо.
Что же нужно еще,
Кроме Родины, Рима?
Царь, ведь твой Третий Рим,
Так его называли?..
Ныне в могиле с моим
И воскреснет едва ли».
Не спорит с ним Государь
Ходит по полустанку –
И оживает старь
Досок, теплеет жарко.
За руку взял его,
И обозрел Дуче
Святости естество.
Где чем больней, тем лучше,
Где тьма, а потом капель
И безразмерная Пасха.
Государь Алексей
Принимает причастных.
...Жёлто горит окно,
В полях полустанок узкий.
Дуче один, темно.
Молитву творит по-русски.

ГРИША
I.
Тише, тише:
люди, мыши,
Говорит молитву
Гриша.
По его молитве
вдруг
Расточается испуг,
И уходит в жилы кровь.
"Гриша, как так есть?.."
“Любовь,
Истина, что стала
сущей:
Мальчика вы знали лучше,
Знали вы его святей?
Первым я уйду –
скорей,
И за мною вся Семья
В озарении
огня.
А пока – жив Алексей,
И молитвою
своей
Гриша забинтует раны".
Петроград холодный,
странный,
Ходит Гриша, бородат.
Вкруг него разверзся
Ад.

II.
“Гриша, Гриша,
Слушай, слушай:
Возглашают мертвы души,
Сели на иудин сук,
Разветвлен девятый круг:
И летят фигуры плоски
Как дымок от папироски,
За твоей кружат спиной.
Полумертв ты,
не живой.
Гриша, Гриша
Ты послушай:
Вожделеют твою душу,
Не открестишься округ,
Закружили тебя в круг.
Где ворочается море,
У Петрова Лукоморья
Обезвидела земля,
Смотришь ты
и дышишь зря”.
Кругло браунинг глядит.
Гриша тихо говорит:
“Вижу только белый свет.
Был тут я,
И вот уж нет.
Я в Сибири колый лед,
Цесаревич где идет,
Ветерок я заревой,
Луг, проросший трынь-травой.
Я лампадка, Бог спаси,
Что теплится по Руси
За увечных и убогих.
И спасенье грешных многих
Предрекаю через смерть:
Широка Господня сеть,
Не отпустит и ершей
В Крестной милости своей”.
Замолчал унынья глас.
Час минул,
Сменился час.
Тащат тело к полынье.
Звезды,
сфинксы на Неве.

РОДИНА

Край родимый – краюха,
Преломленная за нас.
Утончение слуха
Бывает в предутренний час.
Слышу, как звезды ходят –
Соразмерны росе.
И весь род хороводит,
Где спасенные – все.
Кружат они листвою
Вкруг предвечных дубов
Связанные любовью:
Слова, тайнозвучия слов.
Слышу круженье это
Где-то за краем неб–
А... Родина – место света
Родина – кровь и хлеб.