Пять формул Евгения Шифферса
Конец 1980-х – это время рождения последней по времени «русской формулы» Шифферса. Ближайшим толчком к ее появлению стало знакомство с подробностями мученической смерти Царской Семьи и их поведения в условиях тягчайших страданий

Автор: Владимир Рокитянский

Публикуемый текст был прочитан на вечере памяти “Встреча с Е.Л. Шифферсом”, состоявшемся 13 мая сего года в помещении театра “Около Дома Станиславского”. Вечер был организован семьей и друзьями Евгения Львовича в память 20-летия со дня его смерти, 25-летия фильма “Путь Царей” и 50-летия первого фильма Шифферса, “Первороссияне”. Участники встречи поделились своими воспоминаниями о Е.Л. Шифферсе и мыслями о его творчестве. В конце был показан фильм “Путь Царей”. Для автора публикации это событие было благодарной возможностью вновь погрузиться в океан мыслей этого поистине гениального человека…

***

Я попытаюсь кратко, схематически прочертить логику движения историософской мысли Евгения Львовича Шифферса в его тридцатилетний московский период. Это трудно, но мне помогает то, что такую работу схематизации все время проделывал сам Е.Л., артикулируя свою мысль в то, что он называл «формулами».

Таких формул, базовых – они разворачивались и взаимно уточняли друг друга в течение всего тридцатилетия, – можно, на мой взгляд, выделить пять:

Это – Русская формула власти, агиократия и послушничество гения и вождя у святого.
Это – Русская формула образования: воспитания русских людей на образцах национальных гениев.
Это – апокалиптическая Формула мировой истории: историософия IV удела Богородицы.
Это – Евразийская формула союзничества – союза горы Афон и горы Меру.
И наконец, это – Формула новейшей российской истории как преступления, наказания и покаяния.
Как складывались и развивались эти формулы?

В 1980 году составлен сборник «Памятник». В нем подведены итоги предыдущего десятилетия, оно вместило в себя освоение огромного массива святоотеческих текстов и религиозно-философской литературы,  пронзительный (это – выражение Шифферса) мистический опыт, исследовательскую и наставническую работу с художниками и театрально-образовательные проекты, такие как «Театр Мертвого Дома».

Идею агиократии, власти святых, о которой мечтал Ф.М. Достоевский[1], Шифферс додумывает до «русской формулы власти». Она звучит так: спарка «гений – святой», гений в послушании,  ученичестве у святого. При этом особое дело гения – это постижение национального извода святости. Национальный святой – это ангел и «родоначальник», «первопредок» народа. Для русских таким стал св. Сергий Радонежский, от которого, после Куликовской битвы пошел русско-сергиев народ.

[1] Сам термин «агиократия» первым употребил, кажется, Вяч. Иванов внимательным читателем которого был Шифферс (см. позднейшее издание: Лик и личины России. М. 1995. С. 351).

В 1974 году в руки Шифферса попадает «Беседа о христианской жизни» св. Серафима Саровского. Она воспринята и читалась им как «равноапостольное послание» русского святого «всем языкам» (с этим текстом он не расстается до смерти, перечитывая его и комментируя). В последней книге «Памятника», которую он назвал «Маковец» (название места, где Сергием была заложена будущая Троице Сергиева Лавра), рядом с образом св. Сергия появляется образ «царевича Серафима». Царевичи Сергий и Серафим, связанные преемством, это – небом данные правители России.

А в рукописных записях на полях и оборотах машинописи сборника дается развитие формулы: «агиократия» русских святых выявляется в служении Живой по Успении БОГОРОДИЦЕ как Путеводительнице к IV уделу.

Здесь, очевидно, нужно пояснение о «Живой по Успении Богородице» и ее «IV уделе» – ключевых концептах историософии Шифферса. О том, что Мария Богородица была живой вознесена на небо и продолжает являться на земле и оберегать народы своим покровом, свидетельствуют литургические тексты и успенские храмы и иконы.

Уделы – это места, распределенные между апостолами для проповеди Евангелия. Первым уделом Богородицы, по легенде, стал Афон, вторым – Грузия, третьим – Киев, где преп. Антоний Печерский построил Ей церковь, четвертым – Дивеевская женская обитель, которой попечительствовал св. Серафим Саровский. Дивеево  – это Дом Богородицы, ноуменальная столица России, которая  состоит в Ее, Богородицы, прямом управлении. Отношение к правящей династии в это время – отстраненно-ироническое: смешно царствовать, если рядом Царица Небесная.

В полностью развернутой форме эта «русская формула власти» выглядит так: власть Живой по Успении Богородицы; «святой свидетель» – Ее служка; о-крест него различные послушания: монашество; войско и князь; клир, служащий литургию, епископ; и – народ.

Сохраняется идея спарки «гений-вождь – святой». Шифферс прослеживает ее в истории Святой Руси-России: Дмитрий Донской в послушании у св. Сергия Радонежского, Александр Пушкин (сокрытым образом) – у своего современника св. Серафима, Иван Киреевский – у старца Макария, Константин Леонтьев (в монашестве Климент) – у старца Амвросия. За этим перечнем просматривается евразийский архетип: вождь-воин в послушании у учителя. И – как продолжение этой русской традиции: склонение Царской Семьи перед юродивой Пашей Саровской, по молитвам которой Семье был дарован сын Алексей, и ее, Семьи, отречение в пользу «парламента» Богородицы. Это уже – сборник «О наречении патриарха», сложившийся к 1986 году.

Но между двумя сборниками были переломные (так их в дневниках назвал сам Шифферс) 1982-84 годы. Для того, чтобы понять существо этого перелома, нужно подробнее всмотреться в происходившие тогда события, внешние и внутренние. В мире – это последнее обострение холодной войны; внутри страны – продолжение борьбы диссидентской интеллигенции с властью и размежевание внутри самой интеллигенции на прозападных либералов и патриотов-государственников. Шифферс, как всегда, абсолютно независим и потому все более одинок. Он – единственный, кто смотрит на всё в перспективе дела Христова, в апокалиптической перспективе неизбежной последней схватки между воинством Христа и воинством Антихриста. И ищет место России в этой схватке.

Результат поиска – историософия IV удела, ось противостояния: Дом Богородицы, Матери Мессии-Христа, в Дивеево, против Дома Блудницы, вынашивающей Анти-Мессию, Антихриста.

Происходит полный разрыв с диссидентской интеллигенцией: противостояние коммунистического интернационала и эмигрантского «интернационала сопротивления», пользующегося тем же партийным языком, языком ненависти – это ложь, которая дезориентирует и власть, и интеллигенцию, уже было начавшую движение к Евангелию Христа.

В 1982-83 году Шифферс пишет текст с длинным названием: «Алмазная Лавра: поиск архитектурной формы, сокрытой в гениальных русских стихах. Записки о морфологии культуры “Святая Русь”».

«Алмазная Лавра» – это и есть Дивеево, Дом Богородицы («алмаз» – любимый Шифферсом символ нерушимости). Здесь, по-новому, в диалоге с Александром Блоком, увиден объективный (т.е. не предусмотренный исполнителями) смысл Октябрьской Революции: восстановление России в границах трех богородичных уделов – «Великая Октябрьская Реставрация».

В это время, конец 1982 – 1984 годы, он еще надеется достучаться до руководства и спецслужб СССР, привлечь их к сознательному исполнению своего служения… Ведь партийная администрация, как пишет он в январе 84 года в дневнике, поверх всех национальных и ведомственных интересов сейчас единственная скрепа государства; иначе – … распад Империи. Впрочем, ко времени завершения второго сборника эти надежды уходят: Марксизм, как идеология, да еще «по-русски», не сможет скреплять государство. Кажется, это время уже упущено (это – из записи 1985 года).

И сразу после этих слов: Но все же «пушкинско-исихастская» программа, быть может, еще спасительна перед распадом Империи на этнические государства.

В «пьесе», точнее: диалогически оформленном трактате «Русское море» (1985), Пушкин – это тайный (оккультный) царь, опекун и наставник видимого монарха; это еще одно развитие «русской формулы власти». В это же время Шифферс пишет проект театра – исследовательского и образовательного центра «Русская школа» (другое название: «Савельич»), в котором должна разрабатываться и осуществляться идея воспитания на образах «Капитанской дочки». Отлитый в формулу этот проект звучит так: Национальную безопасность обеспечивает воспроизводство национальной гениальности. Технологическая форма осуществления проекта: отбор, воспитание, поставление на служение.

С этого времени и на всем протяжении оставшейся жизни Шифферс обдумывает организационные формы такой исследовательской, образовательной и консультационной деятельности; последний вариант, его переживший – это ныне существующий Институт Опережающих Исследований им. Шифферса.

«Военная историософия» ставит вопрос о союзниках. Шифферс ищет союзников на Востоке, в Азии. Идея «буддо-христианства», Будды, склонившегося (в его видении) перед Богородицей, сложилась у него очень рано. В «Русском море» говорится о пугающем врагов стремлении русских в Азию. «Они рвутся в Азию. Лучшие из них делают это осознанно. … Если они придут в Азию с идеями афонского томоса о Несотворенной Благодати, о Вечном Сиянии Света, который надо вновь научиться принимать, пробудив спящие органы, если они придут в Азию со своим кротким Сергием, короче: если им удастся синтезировать мистику святой горы Афон с мистикой святой горы Меру, то они явят Европе свою самобытную азиатскую культуру, свой азиатский лик культуры пробуждения скрытых сил человека».

Ко времени второго сборника – это мыслится как союз с легендарной Шамбалой, которая знает о «Христе и Богородице». Время, которое славянофильствовало, в период «Памятника», теперь «евразийствует». Формула, в которую отливаются эти евразийские идеи: союз, синтез горы Афон и горы Меру (Меру – это мифический центр священной географии индуизма).

Тогда же уточняется «формула власти» в части служения гения: ему усвояются функции оккультного разведчика, высматривающего лики зла, и следователя, раскрывающего тайные обстоятельства и корни исторических преступлений. В ритуальной маске «буддистского следователя» выступит в фильме «Путь Царей» сам Шифферс.

Конец 1980-х – это время рождения последней по времени «русской формулы» Шифферса. Ближайшим толчком к ее появлению стало знакомство с подробностями мученической смерти Царской Семьи и их поведения в условиях тягчайших страданий. Это – свидетельства о смерти в Алапаевске сестры царицы, ныне прославленной св. Елизаветы, и убийстве Николая II, его жены и детей в Екатеринбурге, в Ипатьевском доме, получившем на время содержания в нем Семьи название «Дом особого Назначения». Результатом переживания и продумывания всего этого становится новый взгляд на Революцию (прежде всего, Февральскую), смысл которой теперь выступает как неприятие святыни IV удела Богородицы и отречения Дома Романовых в пользу Богородицы и управляемого Ею народа.

«Благодарно приняли дар – или в революции «справедливо» отобрали. Духовно здесь – грань» (это из записи октября 1988 года). Если применить к этим события развернутую «русскую формулу власти», то становится видно, что все, кому по этой формуле было назначено нести послушание – воинство (в лице генералитета), монахи, епископы, священники и народ – в большинстве своем предали святыню IV удела Богородицы.  Это предательство и привело к Дому Ипатьева. Так выстраивается еще одна историческая ось: «Дом Богородицы и Дом Особого Назначения» как символ убийства.

Конец 1980-х и 1990 годы – это время вынашивания театральной или кино-мистерии, посвященной расследованию этого преступления. Осенью 1991 года появился фильм «Путь Царей», который вы сегодня увидите.

Задумывалась серия фильмов в развитие этого сюжета. Но последними произведениями Шифферса стали короткий видеофильм-завещание  «Путь Царей. Расследование» и Молитва Царской Семье – о прощении, пробуждении и покаянии русских и открытии им избранных на Царство. Молитва была написана за день до смерти.