О ПЕРВОРОДНОМ ГРЕХЕ

Когда я в юности знакомился с Писанием, и читал о первородном грехе, я уже знал из русской классики и собственного опыта, что человек— не ангел естественно, не в силу личных недостатков. Свинство человеческой природы было настолько очевидно, что и объясняющая его библейская концепция принимались мной безусловно, никаких пантеистическо-романтических сомнений у меня не было даже близко.

Как я понимал тогда библейское объяснение? Был некий sacrum (проклятое и божественное одновременно) — «яблоко», и был приказ «не есть», человек совершил преступленье, во-первых, потому что нарушил приказ, во-вторых, потому что съел ни что-нибудь, а sacrum, подобный дурманящему ядовитому растению. Представленья о «яблоке» шли со мной рядом всю жизнь, бесконечно видоизменяясь и выбрасывая протуберанцы в совершенно разные сферы: sacrum всегда был перед глазами и под рукой.

Постепенно, опыт начал входить в противоречие с представлением: представлявшееся заклятым оказывалось по употреблении вполне безобидной вещью, а самообычные для большинства события оставляли во рту привкус пепла. К сегодняшнему дню, от концепции sacrum-а я отказался полностью, что привело и к пересмотру самого сюжета о грехопадении. Постараюсь объяснить как он выглядит для меня теперь.

Что за повеление дал Бог: не есть вообще, (потому что «яблоко» либо зло как таковое, либо зло для Адама), или не есть сейчас, пока, до следующего распоряжения? Исходя из того, что «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом», а яблоко сообщало божественность («Адам стал как один из Нас»), Творец как раз и произрастил яблоко для того, чтобы его есть, а не смотреть на него. Соответственно, яблоко стало для Адама отравой не поскольку было отравой по природе, но в результате не своевременности, не благовременности его вкушения. Понятие неблаговоременности полностью заменило для меня теперь понятие sacrum-а.

Претерпело изменение и представлении о нарушении приказа, поскольку сам приказ носил теперь условный (обусловленный временем) характер, то и его нарушение было не абсолютным, но обусловленным временем. Адам виноват не в том, что он сделал, а в том, что он сделал это не когда нужно. Его преступление — чистая бестактность. И наказан он был именно за бестактность, а не за само действие.

Сумма этих двух моментов создает музыкальное понятие о грехопадении, которое я прямо противопоставляю пластическому, неразрывно связанному с представлением о sacrum. Образно говоря, Адам вступил со своей партией не во время, сбив с толка хор и разрушив мелодию. Так что и «свинство человеческой природы» это ни что иное как разлад множества голосов, а не какая-то грязная вещь общая людям.