1.
После угара неолиберализма и экономического социал-дарвинизма, который Россия пережила в 90-е годы – эпоху бездумного и эмоционального отрицания всего, что было в СССР, мы наблюдаем обратный процесс. Даже политические лидеры сегодняшней России, на словах отвергающие социалистический идеал, на деле самой жизнью вынуждены производить пусть и робкие, но преобразования именно в этом направлении – речь о создании госхолдингов, выдаче жилья военнослужащим, «материнского капитала» многодетным семьями и тому подобных программах, которые социолог Кордонский иронически охарактеризовал как «антисоветский социализм». Что уж говорить об оппозиции, где рост влияния социалистических идей таков, что о социальных обязанностях государства говорят теперь даже лидеры крайних либералов вроде Хакамады и Немцова, которые еще вчера выступали за модель «государство-ночной сторож», а требования национализации основных областей экономики можно найти в программах партий и движений, которые открыто объявляют себя антикоммунистическими.

С другой стороны с начала 90-х годов растет влияние идей евразийства – идеологии, возникшей в послеоктябрьской эмиграции, реанимированной в России после падения власти Компартии и вызвавшей интерес не только со стороны патриотической оппозиции но и среди отдельных представителей власти. Следы «евразийского влияния» также можно найти в программах самых разных партий – от КПРФ до «Единой России».

Евразийство и социализм в тех или иных своих вариациях имеют хорошие шансы превратиться в ту самую идеологию России 21 века, которую тщетно ищет власть и оппозиция. В связи с этим можно поставить резонный вопрос: как соотносятся друг с другом эти концепции и существует ли возможность их некоторого синтеза с перспективой возникновения особого евразийского социализма? Об этом мой доклад.

2.
Обратимся к истокам евразийства. Стоит лишь затронуть тему о соотношении идеологии классического евразийства и социализма, то сразу обнаруживается определенный парадокс. Практически все евразийцы 1920-1930 гг. (если оставить в стороне деятельность «левой» кламарской группы», которая была очень недолгой) выступали с позиций резкой критики социализма. Многочисленные обличения социализма можно встретить в статьях основоположников евразийства в первых евразийских сборниках; так, в статье «Русская проблема» из сборника «На путях» Н.С. Трубецкой прямо связывает экономическую разруху в России с большевистскими социалистическими экспериментами1. Не случайным было и появление в книге 5 «Евразийского временника» статьи С.Л. Франка «Собственность и социализм», самое начало которой весьма показательно: «Социалистический эксперимент, произведенный над Россией, жизненно-опытно доказал несостоятельность социализма и, следовательно, элементарно очевидную необходимость строя, основанного на частной собственности»2. Хотя Франк не был членом евразийского движения, тем не менее, вряд ли можно сомневаться в том, что появление его статьи в евразийском официальном издании свидетельствовало о том, что в данном конкретном вопросе евразийцы были с ним согласны. Наконец, программная статья П.Н. Савицкого «Хозяин и хозяйство» содержит в себе не только критику капитализма (строя, где в качестве главной фигуры в области экономики является «предприниматель»), но и критику социализма (строя, где господствует коллективный хозяин – общество и государство): «хозяин-общество в определенном смысле есть неполный, ослабленный, ущербленный хозяин»3. Соответствующая позиция получила отражение и в официальных документах евразийской организации; в манифесте «Евразийство (формулировка 1927 года)» мы читаем: «пока человек остается физически обособленным индивидом …. хозяйствование за казенный (общий) счет будет худшим хозяйствованием по сравнению с хозяйствованием за свой счет»4.

Итак, все крупные теоретики первоначального классического евразийства были противниками социализма как строя, где доминирует общественно-государственная собственность. Они считали социализм крайне неэффективным способом хозяйствования, так как «коллективный хозяин» не является личностью и лишен «хозяйского глаза»5; более того, они пытались обосновать свое отрицание социализма и метафизически, объявляя идеал социализма материалистическим, корыстным, греховным и противостоящим христианскому взгляду на предназначение человека.

С другой стороны, если мы внимательнее приглядимся к той альтернативе, которую противопоставляют госсоциализму евразийцы, а это как известно, модель государственно-частного хозяйства, то мы с легкостью заметим, что не так уж принципиально она и отличается от упомянутого социализма. Обратимся к тому же манифесту евразийцев 1927 года, где есть и такие слова: «Евразийцы являются сторонниками широкого государственного регулирования и контроля хозяйственной жизни, а также сторонниками принятия на себя государством существенных хозяйственных функций. Евразийцы отмечают, что государственное регулирование, контроль и выполнение государством хозяйственных функций, хотя и в различных формах, неизменно выступает в течение русской истории…»6. Речь идет о том, что все ключевые отрасли экономики должны по евразийцам находиться в собственности государства и лишь второстепенные отрасли нужно передать в частные руки. Перед нами по сути дела программа умеренных социалистов, примерно таких как современные французские социалисты или британские лейбористы (схожие идеи можно найти и в программе КПРФ). Это не говоря уже о том, что евразийцы отрицали пригодность для России частной собственности в ее классическом виде и выступали за функциональную частную собственность. Имеется в виду, что по мысли евразийцев, так называемый частный собственник – гражданин гипотетического постбольшевистского евразийского государства должен быть ограничен законом во владении той собственностью, которая официально считается его собственной, частной. По сути дела, он будет не столько владеть «собственностью», сколько распоряжаться ею на определенных условиях, которые указывает государство и если государство посчитает что «собственник» распоряжается своим имуществом неэффективно, то его лишат этого имущества по суду: «по суду, каждый собственник, не исполняющий своих обязанностей перед государством, может быть лишен собственности (с частичным возмещением или без возмещения, в зависимости от характера нарушения)»7. Тут уж совсем непонятно: чем такое положение по существу отличается от советской тотально огосударствленной экономики, которую с таким пылом евразийцы критиковали? Ведь «частный собственник» в евразийском государстве, если называть вещи своими именами не кто иной как приставленный к государственной собственности смотритель и распорядитель, подчиняющийся распоряжениям государственных органов (частные фирмы в евразийском государстве, как и государственные предприятия, обязаны выполнять требования Госплана, о чем также говорится в манифесте 1927 года).

Итак, с одной стороны евразийцы отвергали социализм как экономическую модель8, с другой практически его же и предлагали в качестве альтернативы, лишь называя это «государственно-частной системой». Объяснялся этот парадокс, на мой взгляд, просто. Основоположники евразийства были выходцами из интеллигентской среды, которая стояла в оппозиции к идеям социализма, особенно, народнического (так, Савицкий был учеником П.Б. Струве и одним из ведущих публицистов молодежного крыла правых кадетов, Н.С. Трубецкой происходил из семьи со стойкими либеральными традициями, Г.В. Вернадский был сыном В.И. Вернадского – члена ЦК партии кадетов). Кроме того, евразийцы стояли в оппозиции к существовавшему в СССР коммунистическому режиму и как и всякие представители оппозиции остро критически относились ко всяким его начинаниям в том числе и экономическим. Наконец, советский социализм имел своими метафизическими основаниями философию материализма и атеизма, которая была глубоко чужда для евразийцев – сторонников православия и религиозной философии симфонической личности. Вместе с тем существовала внутренняя логика самого евразийства, которая подталкивала их к социализму в экономике, даже вопреки личной антипатии евразийцев к этой модели и системе. На это, к сожалению, обращают очень мало внимания и потому нужно бы сказать об этом подробнее.

Одной из главных идей евразийства – является идея противостояния западному или как выражались евразийцы «романо-германскому» империализму и обустройства России как самостоятельной, независимой от Запада державы. Еще в ранних своих работах Н.С. Трубецкой – один из основоположников течения провозглашал евразийство идеологией восстания неевропейских народов против Европы, которая возомнила себя единственной универсальной, высшей цивилизацией, по отношению к которой все иные цивилизации – лишь «варварские культуры». Евразийцы считали, что Россия с эпохи Петра до эпохи Ленина была если не политической, то экономической и культурной полуколонией Запада (ими даже был изобретен термин для публицистического выражения этой мысли – «романо-германское иго»), в революции большевиков они видели мощную национально-освободительную струю и упрекали большевиков лишь в непоследовательности, претендуя на роль завершителей национально-освободительной революции. В этом плане евразийцы предвосхищали риторику национально-освободительных движений стран Африки, Азии и Латинской Америки эпохи распада колониальной системы.

При этом евразийцы были достаточно прозорливы, чтоб понять, что одной политической идеологической и даже культурной независимости от Запада недостаточно. До тех пор пока экономика страны носит капиталистический характер, страна вовлечена в мировой рынок, где господствуют западные «океанические» державы. Об этом писал П.Н. Савицкий еще в первом евразийском сборнике в статье «Континент-Океан (Россия и Мировой Рынок)». В ней Савицкий разделяет страны мира на «океанические», лежащие неподалеку от берега «мирового Океана», и «континентальные», лежащие в глубине континента; соответственно страны Западной Европы, Великобритания и США принадлежат к первой группе, Россия – ко второй. В силу того что «Океан един. Континент раздроблен. .. единое мировое хозяйство неизбежно воспринимается как хозяйство «океаническое»9. Товары, произведенные в станах океанических неизбежно будут дешевле на мировом рынке, чем товары, произведенные в странах континентальных, хотя бы в силу того, что транспортировка товаров по суше всегда дороже, чем транспортировка по морю. Иными словами, включение континентальных стран в мировую систему капитализма приводит к тому, что они оказываются в невыгодном положении, начинают отставать в экономическом отношении и закономерно превращаются в фактическую колонию Запада, даже при наличии антизападной риторики в идеологии. Уже в данной ранней статье Савицкий предлагает взятую потом на вооружение евразийцами концепцию экономического самодавления, автаркии России как альтернативу ситуации задворок мирового капитализма. Для этого Россия и должна быть большим политическим пространством – государством-материком, Великой Россией-Евразией, иначе она не сможет обеспечить себя всем необходимым и будет снова вынуждена обратиться к услугам международной торговли. Причем экономическая автаркия по евразийцам – должна быть государственной политикой. По сути это означает выход из рыночной системы, переход к внутреннему государственному распределению или государственный социализм. Цепочка завершена – требование полной независимости от Запада логически привело к требованию экономической независимости, а значит отказу от капитализма как специфически западного и выгодного Западу способа хозяйствования и переходу к государственному распределительному социализму с плановой экономикой (вспомним, что евразийцы в 1927 году размышляя о перспективах прихода к власти в СССР не только не думали упразднить Госплан, а напротив, желали подчинить ему и частное производство, чего даже в СССР не было, при НЭПе Госплан разрабатывал лишь планы развития государственной экономики).

Правда, не стоит забывать, что госсоциализм евразийцев имел несколько иные метафизические основания, чем марксистский госсоциализм. Марксизм – детище парадигмы Просвещения и идея планирования экономики и рационального госраспределения ресурсов здесь вырастала из культа человеческого разума и неприязни к иррациональной стихии, которую воплощал собой рынок. В центре же евразийского мировоззрения православного по существу – идея несамодостаточности человека и служения его идеократическому государству как подлинного смысла жизни. Государственное планирование производства и государственное распределение вписаны здесь в контекст гарантийного государства, которое наделяет человека правами, но и вменяет ему некие обязанности.

3.
Итак, мы выяснили, что, несмотря на внешнее неприятие социализма теоретиками изначального евразийства, само евразийство несет в себе мощный социалистический потенциал, который связан с антизападной направленностью евразийства. Отсюда вытекает возможность и вероятность смычки евразийских и социалистических идей в ходе эволюции идеологии современной России. Более того, связь евразийской модели социализма с парадигмой борьбы против западного (теперь правильнее сказать североамериканского) империализма позволяет говорить о перекличке евразийства и, например, таких новейших зарубежных форм социализма как боливарианский социализм.

1 Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана М., 1999 –С. 329
2 Франк С.Л. Собственность и социализм//Евразийский временник. Книга 5 Евразийское книгоиздательство Париж 1927 С. 262
3 Савицкий П.Н. Континент-Евразия М., 1998 –С. 237
4 Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. Антология» М., 1993 –С. 226
5 Савицкий П.Н. Континент-Евразия М., 1998 –С. 236
6 - Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. Антология» М., 1993 - С. 225
7 Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. Антология» М., 1993 -С. -С. 228-229
8 Социализм как политическая модель остается за рамками нашего смотрения, хотя мы можем сразу заметить, что предлагаемая евразийцами политическая модель – однопартийное советское идеократическое государств также мало чем отличалась от «реального социализма»
9 Исход к Востоку М., Добросвет, 1997 –С. 230