http://arzamas.academy/mag/142-zaliznyak

1 октября в девятой поточной аудитории МГУ состоялась традиционная публичная лекция академика Андрея Анатольевича Зализняка, выдающегося российского лингвиста, о найденных в этом году берестяных грамотах.

Лекции Зализняка — одно из самых важных и многолюдных событий лингвистической Москвы, на них специально приезжают из других городов; отчета и видеозаписи заранее ждут люди, которые не смогли прийти; большая аудитория традиционно набивается под завязку: люди стоят в проходах и сидят на подоконниках. Среди слушателей — и школьники, и студенты, и профессора, и академики.

Лекции проходят уже много лет почти ежегодно. «Почти» — потому что материал их зависит от итогов археологического сезона в Новгороде и в других древнерусских городах: если грамот не найдено или найдено несколько незначительных обрывочков (а это не так и редко, все зависит от тех слоев, которые в данном году раскапывают), то выступления, к сожалению, не бывает (например, в 2009, 2011 или 2013 году). Наоборот, когда найдено сразу много интересных грамот (например, в 2010 году, когда руководство экспедиции решило демонтировать экспедиционный туалет и покопать под ним, или в 1998 году, когда археологи наткнулись на здание древнего суда, где их ждал немыслимый успех — сразу сто грамот!), устраиваются две лекции, да и то даже в них попадает не все любопытное. Иногда, когда находок немного, Андрей Анатольевич присоединяет к рассказу о новых грамотах еще и сообщение о том, какие грамоты из старых находок удалось прочитать правильнее или полнее. Работа эта не прекращается, и между выходами новых томов издания «Новгородские грамоты на бересте» накапливаются десятки исправлений. Собственно, достижения Зализняка как древнерусиста в начале 1980-х начались как раз с того, что он пересмотрел чтения многих десятков берестяных грамот, в которых долго не видели классических новгородских диалектных явлений, а видели описки и неуклюжие фразы.

Лекции Зализняка проходят обычно в конце сентября — начале октября. Археологический сезон занимает все лето, уже в 20-х числах августа из Новгорода разъезжаются лингвисты и историки. Поэтому к концу сентября все находки года обычно уже сделаны и «отлежались», их интерпретации несколько раз обдуманы, все фотографии готовы и о них можно рассказать. Однако в последние годы эта традиция поколеблена. В прошлом году археолог Олег Олейников, работавший на так называемом охранном раскопе (то есть на месте, где собираются что-то строить — работать там надо быстро и оперативно), нашел в сентябре очень интересную грамоту, где упоминается волхв. А в этом году сюрприз состоялся, когда лекция Зализняка была уже подготовлена: изумленные слушатели, многие из которых слышали, что новых документов в этом году только три, узнали, что накануне и два дня назад в Новгороде нашлись еще две грамоты!

В этом году археологи работали на Троицком раскопе — самом знаменитом месте археологических раскопок в Новгороде, где находки не прекращаются вот уже 40 лет. Начат новый участок, однако исследовались слои, где не такая хорошая для сохранности органики почва (ведь Новгород, как и, например, британская Виндоланда, где найдены древнеримские таблички с текстами, отличается особой влажностью почв, в которых кора, дерево или кожа не разлагаются тысячелетиями), поэтому там были найдены всего два фрагментированных текста. Свежие же находки, появившиеся в самом конце сентября, происходят с нового, Космодемьянского раскопа, на котором летом, к сожалению, поработать почти не удалось: все лето ушло на бюрократические согласования и разрешения копать. Именно там накануне доклада нашлась единственная целая грамота этого сезона (№ 1067) — квадратик с двумя дырочками для подвешивания и надписью: «Я — щенок». Носил ли его настоящий щенок, или это такая детская шутка — неизвестно; знаменитый мальчик Онфим, живший в XIII веке (о нем мы еще будем говорить), на одном из листов бересты нарисовал зверя и подписал: «Я — зверь».

Другая грамота оттуда же (№ 1066) — это фрагмент письма, в котором автор просит для себя и своих детей «вторую соху» (какую-то налогооблагаемую землю или право собирать такой налог), в связи с чем нужно «грамоту писать и правду взять» (точнее, «грамота» и «правда»: на севере Руси при инфинитиве употреблялся именительный падеж; это известная конструкция «вода пить», и сейчас сохранившаяся в некоторых говорах). «Правду взять» — это поступать по некоторому закону или взять то, что тебе по закону положено.

Первая грамота этого сезона, № 1064, — довольно банальный список долгов, кончающийся интересным списком имен, среди которых есть персонаж по имени Осипе Вареге. Вареге — это то же, что варяг, но с диалектным переходом «я» в «е» между мягкими согласными. Слово «варяг» (а не его производные) встретилось в берестяных грамотах впервые. Был ли новгородец Осип Варяг настоящим скандинавом? Вероятнее всего, нет, это просто прозвище, так же как современные Татариновы или Поляковы — не татары и не поляки, а русские. Однако то, что прозвище Варяг было живо в XIII веке, очень интересно. Кстати, в нем, скорее всего, древнее ударение было на первый слог — как в современном слове «варежка», которое, по одной из версий, значит «варяжская рукавица».

Грамота № 1065 — три маленьких обрывочка; средний из них был найден через 12 часов тщательных поисков после двух крайних. Если бы его не нашли, то мы бы никогда не поняли из двух остальных кусочков, о чем речь. А теперь три обрывка сложились в понятную, хотя и короткую фразу — просьбу крестьянина феодалу: «Посади меня на Лучаниновом месте» — то есть разреши мне жить на участке, где раньше жил какой-то Лучанин (выходец из Великих Лук). Такие челобитные вполне обычны для рубежа XIV и XV веков.

Самая интересная грамота этого года — первая вологодская. Археолог И. П. Кукушкин, долгие годы изучавший культурный слой к западу от вологодской Соборной горки, 24 июля 2015 года вошел в историю как первооткрыватель берестяных грамот в одном из прекраснейших древнерусских городов. Вологда, по достоверным источникам, основана в XIII веке, и эта грамота ненамного моложе: это рубеж XIII и XIV веков. В то время городок был новгородским владением, однако первое найденное в нем послание на бересте с первых же слов ничуть не похоже на то, к чему мы привыкли после чтения новгородских грамот. С чего обычно начинается новгородская грамота? «От такого-то к такому-то» или «Поклон от такого-то к такому-то», а в более поздние века, когда общество становится куда более иерархическим и раболепным, — «Челобитье…» или, наоборот, «Приказ…». Здесь мы видим странную адресную формулу: «Яков к тебе, к тебе ся Онаник-тесть». Зачем повторено «к тебе», что такое «ся», чей тесть? Да еще и Яков, если присмотреться, не Яков, а Гяков! Все эти лингвистические вопросы Андрей Анатольевич разбирает и находит для них убедительные решения и версии. Яков передает поклон от тестя Онаника (дальше он в грамоте не фигурирует) и обращается к брату Остафу с претензией. Оказывается, раньше с Остафом он послал рубль (тогда рубли только-только появились и один рубль был крупной суммой — это целый слиток серебра) некоему Самолу (Самойлу) и ожидал как-то этот рубль вернуть. Но не получил ни рубля, ни компенсации за накладные расходы (красивая фраза: «ни мне рубля, ни мне проторов»). Прямо сказать Остафу: «А не положил ли ты, брат, этот рубль в карман?» — у него оснований нет, и он оформляет претензию таким образом. В грамоте несколько лингвистических сюрпризов: кроме уникального, странного «ся» в адресной формуле (что оно значит, и сейчас толком непонятно) и невиданного «Гякова» еще и редкая форма связки первого лица «емь» (как в польской форме прошедшего времени).

Кроме того, Андрей Анатольевич рассказал о трех поправках к «старым» берестяным грамотам, найденным еще в 1950-е годы. Чтение всех этих грамот прошло несколько этапов толкования и несколько версий. А сейчас, когда получены их новые высококачественные цветные фотографии, можно решить многие сложные задачи заново.

Новгородец Микита в XIII веке пишет некоей даме: «Пойди за меня: я тебя хочу, а ты меня». Но имя прекрасной незнакомки скрыто маской: на том месте, где оно написано, находится множество штрихов и морщин, так что неясно, какие из них принадлежат буквам, а какие — фактуре бересты. Первые издатели прочли имя Микитиной невесты как «Ульяница», хотя это решение по ряду причин не выдерживает критики. Зато Ульяница стала в советское время популярным персонажем разных костюмированных постановок и капустников. В 1990-е годы было предложено чтение «к Анне», а сейчас предполагается, что звали ее Маланьей (букву «м» жених от волнения поправил, а «л» пропустил и написал сверху).

Мельник XIV века бьет челом господину Юрию Онцифоровичу, видному политическому деятелю из разветвленной династии посадников и бояр: «Позаботился бы ты, господин…» — и следует какое-то слово, первая буква в котором тоже труднорасплетаемое переплетение черточек, а дальше читается «оронами». Первое прочтение издателей (1955 года) было «горюнами»: дело в том, что «позаботиться» по-древнерусски было «попечалиться», а что это слово никакую «печаль» не значит, тогда не знали. Возникала очень хорошая картинка из истории классового угнетения и борьбы: крестьяне измучены до последнего и в наивных надеждах просят феодала им посочувствовать. На самом деле буквы «г» и «ю» там прочесть все же нельзя, да и с грамматикой тут не все хорошо. Позже исследовательница Галина Федонина выдвинула версию «хоронами» — как соответствие болгарскому слову «храна» (пища, провиант). Но на Руси такого слова как будто бы не было. Была версия «чоронами» — солеварными котлами. И только на новых фотографиях удалось прочесть «зоронами». Зорона, с диалектной шепелявостью, — это то же, что жернов. О чем же еще мельнику и заботиться.

Наконец, одна из самых знаменитых грамот мальчика Онфима, где он нарисовал множество человечков с разным количеством пальцев, а также фразу «иже во sчса нас…». Буквы «sчса» похожи на древнерусскую дату, начинающуюся на шесть тысяч (седьмое тысячелетие от сотворения мира пришлось на V–XV века от Рождества Христова). Проблема была в том, что нормальной датой и даже цифрой это не является, и десятилетиями велись споры (с участием академика Рыбакова, Арциховского, Черепнина, а потом и самого Зализняка), что это за дата и правильная ли она. Но недавно бывший студент филфака, а ныне священник Александр Троицкий обратил внимание на то, что это просто отрывок хорошо известного тропаря: «Иже в шестой час…» Никакой даты там нет. И действительно, Онфим часто записывал фрагменты из церковных текстов, не дописывал их и переходил в другой текст.

Этот сухой отчет (и даже полная расшифровка записи) не дает никакого представления о лекциях Зализняка. Это яркое научное интерактивное шоу, лектор все время ставит — то простенькие, то сложные — задачи аудитории, раскрывает интригующую информацию по частям, выслушивает разные версии и с необычайным артистизмом и юмором на них отвечает. Как ни тесно было бы в аудитории, какие толпы бы ее ни штурмовали, даже если вы не лингвист и не историк, там надо побывать и это надо увидеть.