Из интервью Гадамера.
- Ваше отношение к Достоевскому, о котором Вы сейчас упомянули и о котором не раз писали в своих статьях, свидетельствует о том, что русские писатели воспринимались в контексте более широком, чем контекст литературы.
- "Карамазовы" были для нас в 20-е годы важнейшей книгой после Библии.

- И для Хайдеггера тоже?
- Хайдеггер не был особенно культивированным читателем. Он вышел из провинции, из Констанца. В его родительском доме царило католичество. Но в процессе своей эмансипации он мало-помалу развил способность к проникновению. Он был старше нас. Хайдеггер был значительно менее образован, чем мы, но дар у него был уникальный. Нас всегда поражало, как он умел преобразовывать то, что узнавал из случайных бесед.

- В одном из своих интервью Вы сказали, что Хайдеггер испытывал в последние годы интерес к православию. Что это было?
- Это было вызвано его отчуждением от римской церкви. Кроме того, это было связано с его разочарованием в лютеранстве. С лютеранством он был знаком благодаря Бультману - своему хорошему другу. Итог, к которому пришел Хайдеггер, не имел ничего общего с теологией. Он искал чистого христианства-христианства без теологии. Отсюда его интерес к православной церкви.

- Но ведь в православии есть своя теология...
- Интерес к православию у всех нас возник через чтение Достоевского. В "Карамазовых", особенно в черновых набросках к ним, мы видели новую форму теологического письма, новую попытку апологии христианства.

(Вопросы философии. 2002. №9. С. 176)