Чем ближе мы к Абсолюту — тем уже наш Путь. Когда мы говорим здесь — «уже», то это означает, что наш Путь всё менее допускает уклонений. Тем он становится более скользким, тропинки на окольные дороги всё более изощренно замаскированы, ловушки опаснее, а высота падения больше. «Чем ближе рассвет, тем более сгущается тьма» — кажется так ещё говорят об этом.

Но ведь чем ближе Абсолют — тем интенсивнее Его Свет, а значит насыщеннее и интереснее сама наша жизнь. Путь становится уже, но богатство, которое он приносит все более изобильно. Это и есть «наше золото», о котором говорят алхимики. На этом Пути всё меньше повторов — это Путь прямой. Всё более удаляющийся от схематического паттерна окружности и приближающийся к апофатической точке. Кажется, здесь мы ведём речь о вещах более чем абстрактных. Однако это не так. Каждый испытывал на себе состояние бытийной кататонии, пусть и вне болезненного психопатологического состояния. Назовем ли мы это «отчуждением от Бытия (Dasein’а)» или применим поэтическую аллегорию «штиль судьбы», смысл от этого не поменяется.

«Когда мы узнаем из античной мифологии о пребывании кающихся грешников в Гадесе или Аиде, — пишет Е.В. Головин, — в глаза бросается одна особенность... Вспомним Сизифа или, например, Окноса. Напомню: Окнос — это старик, который бредет по болотистому берегу Гадеса и плетет из тростника канат, вслед за ним идет ослица и этот канат разгрызает. И так без конца. Очень похоже на миф о Сизифе... Парацельсу принадлежит такая фраза: „Монотонный труд уничтожает связь между телом и эфирным носителем души“. Что это значит с точки зрения алхимии? Как вы понимаете — ничего хорошего».

Что такое повтор? Это вечно повторяющаяся протяженность. Место приближения к полюсу максимальной удаленности от Центра Бытия — месту абсолютной статики. В ситуации, когда мир лишается оплодотворяющей его силы Абсолюта, теряет связь с Его энергиями, и существует в состоянии «Богоубийства», которое очень ясно и очень лично было распознано Фридрихом Ницше, то он приходит в состояние повтора одного и того же, «вечному возвращению». Именно как «вечное возвращение одного и того же» событийно являет себя бытие мира, который не ищет своего обоснования вне себя самого, и всё утешение которого заключено лишь в вечном самоутверждении, которое и есть «воля к власти» — основная рублика философии Ницше, то ради чего он обрек себя на необратимую болезнь, поглотившую разум. По существу, повтор одного и того же — это отрицание Абсолюта, как Всевозможности, о которой говорит Рене Генон. Нечто, отдаленное от Него, но не достигающее тотальной статики Бездны. Поэтому для Священной Традиции (если она таковою является!) центральное значение занимает мотив свободы выбора и действия. Несколько уточняя мы можем сказать, что речь идёт о желании этого выбора и действия. Возвращаясь к тому, как эта мысль выражена у Е.В. Головина, приведем еще вот такие его слова: «У Рембо сказано так: „Я хочу быть поэтом и работаю, чтобы им стать“. Другими словами, „Я хочу быть магом и работаю, чтобы им стать“. Сначала обязательно должно быть „хочу“».

Мы привели уже две цитаты из книги Е.В. Головина, которая называется «Приближение к Снежной королеве». Этот образ выбран им неслучайно. Её царство — место где время останавливается, где ничего и никогда не следует делать, чувствовать, желать. Это царство абсолютного холода, нулевой бытийной интенсивности. Королевство, где царит покой и смерть. Нужно сказать, что сам Головин именно этот «абсолютный ноль» понимал, как Место пребывания христианского Бога. Однако так происходило только потому, что в рамках его мысли не существовало Третьего пути, свободного от креационисткого утверждения отвергнутости мира, и от самоутверждения мира язычества, как господства вечного повтора.

Если мы попытаемся смирить свою высоколобую позицию взрослых и состоявшихся (или не очень) граждан и отнесемся серьезным образом к прочтению самой сказки, то она сможет много чего объяснить нам. Итак, Герда подходит к дворцу Снежной Королевы... Что происходит? Мир иллюзорных образов пытается поглотить её разум: «...они бежали по земле прямо на Герду и, по мере приближения, становились все крупнее и крупнее. [...] Это были передовые отряды войска Снежной королевы. Одни напоминали собой больших безобразных ежей, другие — стоголовых змей, третьи — толстых медвежат с взъерошенною шерстью. Но все они одинаково сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями. Герда принялась читать „Отче наш“; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и, когда Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион. Ангелы приняли снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячу кусков. Герда могла теперь смело идти вперед: ангелы гладили ее руки и ноги, и ей не было уже так холодно». Нужно понимать, что войска Королевы хотя и иллюзорны в своем собственном существе, но замешкайся Герда хоть на мгновение, посланцы Иного мира уже не смогли бы спасти её. И единственное, что для неё осталось бы в качестве реальности — это вечно складывать слово Evigheden из кусочков прекрасного сверкающего льда, моментально обращающегося в прах.