Эвола о Густаве Майринке
Из статьи «Оккультное значение брака» (1972)
Густав Майринк (1868-1932) – поистине уникальный автор в своём жанре, и слово «роман» можно применить к его книгам лишь условно. Если сверхъестественное и занимает в них важное место, в целом их, однако же, нельзя свести к чистой фантастике, как и в случае По, Гофмана или даже Лавкрафта.
Сверхъестественное обладает у них характером реальности, благодаря многочисленным отсылкам к инициатическим учениям, кои, порой, упоминаются напрямую, в иных же случаях очевидны из символического контекста. Для Майринка этот элемент, по сути, составляет основной смысл его творчества. Так, в одном из интервью, он завил, что его романы суть лишь «оболочки», заключающие символическое содержание, кое отражает его собственный опыт. Более того, он утверждал, что не просто выдумал своих персонажей и их приключения, но сам «прожил» их.
Вполне вероятно, что Майринк обладал инициацией в собственном смысле этого слова. Прежде всего, отметим, что в юности импульс к сверхъестественному привёл его к интересу к некоторым сомнительным формам «оккультизма» и к пресловутому спиритизму, от которых, впрочем, он решительно отвернулся, сурово их осудив. В дальнейшем же, в особенности благодаря контактам с индуистскими и каббалистическими кругами, он нашёл «путь» и оказался способен представить комплексное видение жизни с магической и инициатической точки зрения, коя, хотя и представлена в форме романов – высокой художественной ценности – обладает такой ясностью и достоверностью, каковую трудной найти даже в специальных работах, посвящённых подобной тематике.
Отметим здесь некоторые принципиальные аспекты его концепции. В качестве её центра выступает доктрина Пробуждения с её контрастом между обычным человеком в его состоянии существования и теми, кто перешёл на более высокий уровень и кого зовут «Живыми» в высшем смысле слова. Майринк разделяет с буддизмом доктрину «анатмана», каковая имелась у самых его истоков и отрицала наличие подлинного Я в обычном человеке.
Персонаж из «Вальпургиевой ночи» говорит: «Вы верите, что все те, кто ходит вокруг вас по улице, обладают Я. Но у них вообще ничего нет. Скорее, в каждый момент времени они одержимы призраками, которые отчасти играют в них роль Я».
В другом месте Майринк говорит о «потухших солнцах», о всецело призрачном существовании. «Человек твёрдо убеждён в том, что он в высшей степени бодрствует. В действительности же он заключён в сети сна и мечтания, которые сам же и создал. Те, кто запутался в них, идёт сквозь жизнь, подобно стаду, бредущему на бойню». Человек, который отрывается от этого стада, вновь обнаруживает «ключ власти над его низшей природой, испорченной со времён потопа, такой человек призван быть пробуждённым. Быть пробуждённым – это всё».
«Лишь пробуждённый человек в действительности является бессмертным. Звёзды и боги угасают, только он остаётся и может достичь всего, чего пожелает. Но над ним есть бог».
Говоря о пути, ведущем к пробуждению, Майринк упоминает «магическое царство мысли», кое отличается от обычных эксцентричных упражнений умственной концентрации, про которые упоминают теософы и «спиритуалисты». В тексте, приводящемся в «Зелёном лике», указываются некоторые техники, ведущие к пробуждению, техники, которые отчасти напоминают йогу и состоят в достижении неподвижности тела, дабы тем самым отделиться от него и трансцендировать мир явлений и иллюзий. В другом месте он также упоминает испытание, состоящее в том, чтобы сохранить сознание в изменённом состоянии, вызванном токсичными испарениями.
Очевидно, что Майринк также рассматривает своего рода предназначение или призвание как необходимое условие для достижения Пробуждения. К примеру, он вспоминает легенды о явлениях тех сущностей, что «никогда не умирали», – Илии, Иоанна Евангелиста гностиков, каббалистического Хадира Грюна, к коим мы можем добавить таинственного исламского Эль Хидра, – каковые являют себя тем, кто «укушен змеем». Или приводят к тому, что станет «судьбоносной» конфигурацие его собственного существования, к внезапной внутренней перемене (коя в определённых странах вызывает в памяти «сатори» Дзен) или неожиданному ускорению экзистенциальных ритмов: «словно лошадь, до сего времени шедшая размеренным шагом, внезапно понеслась галопом».
Тогда события могут обрести трагический аспект, как, например, в «Вальпургиевой ночи»: освободившиеся силы овладевают существом и увлекают его за собой. Пробуждение происходит после чего-то, наподобие кошмара, на крайне тонкой черте, отделяющей «Путь Жизни» от «Пути Смерти».
Важную роль в мире Майринка играет женщина и символизм андрогина. Слова, вложенные в «Зелёном лике» в уста каббалиста Сефарди, говорят о мосте, ведущем к Жизни: «Ни один мужчина не может достичь сей цели в одиночку; ему нужна женщина-компаньон. Единственная возможность, если таковая вообще есть, это сочетание мужских и женских сил. В этом заключается тайное значение брака, каковой был утерян для человечества тысячи лет назад».
Тем нее, речь идёт, прежде всего о «магическом» соединении, и только лишь с ним связан символизм реализации андрогина (совершенного существа в более или менее платоническом смысле). Основная идея здесь в том, что сексуальный инстинкт есть «корень смерти», но задача не в том, чтобы уничтожить его и отказаться от женщины, как то предлагает христианский аскетизм, но усвоить женский принцип в мужчине, отделённый на земле от принципа мужского, и заключить тайный союз, каковой не лишён опасности.
Мужское и женское должны составлять не просто полярность (каковая на обычном уровне существования может вести лишь к простому и банальному взаимодополнению). Между двумя принципами наличествует напряжение и скрытый, но подлинный антагонизм. Персонаж из «Ангела западного окна» противопоставляет «эрос, порождающий подобно животным», и обычную любовь, названную «плебейской», сексуальным отношениям, в которых скрытая половая полярность проявляется в крайней степени, настолько, что приводит к опыту разрушительного характера.
Если в Китае женщина звалась «врагом», поскольку она стремится захватить принцип янь мужчины, то Майринк говорит о «сосущей смерти, исходящей от женщины» в отношении усилий, кои она предлагает – нечувственно и незримо – уже в общем случае; с явным указанием на тантрические практики, он, тем не менее, рассматривает – всегда облекая в вымышленные события – некоторые процедуры, направленные на то, чтобы «магический элемент», несомый мужской сексуальной энергией, не был утрачен и потерян в женской субстанции.
Среди различных тем, которые Майринк взял из инициатических традиций, присутствует и идея «Ордена», каковой может соответствовать «цепи Живых», т.е. «Пробуждённых», а также идея высшего оккультного центра мира, местопребывания сущностей, кои незримо контролируют судьбы человечества. Касательной этой второй темы, повторяющейся в той или иной форме в тайных учениях и традициях различных культур, мы можем обратиться к обширному материалу, собранному и проанализированному Рене Геноном в его книге «Царь мира».
Конечно, можно ограничиться и простым литературным аспектом «романов» в творчестве Майринка, каковой, как мы уже сказали, уникален в своём жанре. Но некоторые читатели, тем не менее, окажутся способны адекватно оценить актуальные учения, наподобие тех, на которые мы указали, кои вплетаются в ход событий и ими символизируются.
Перевод Дмитрия Зеленцова
